В Клиновое мы приехали поздно вечером и еле успели выгрузиться до темноты. Нас встретил местный «РВшник» из разведвзвода и отвел к помещению, где мы должны были ночевать.
— Короче, — показывал он рукой на здание, — вот, что есть. Тут ночь перекантуетесь. А утром двинем вас дальше.
— А вы где, если что?
— У нас в подвале оттяжка и перевалочный пункт.
Я оглядел здание с огромными проемами от выбитых окон.
Пока мы ехали, небо затянуло тучами и пошел снег: сверху падали большие комья мокрых снежинок, прилипая к одежде, которая впитывала в себя холодную воду и тяжелела.
Мы зашли в помещение и стали устраиваться среди мусора из кирпичей и переломанной мебели. Огонь разводить было опасно, но в пайках имелось сухое горючее, на котором можно было вскипятить воду чтобы попить горячего. В помещении было холодно, как на улице, потому что заделать проемы в окнах не было возможности, и из них сильно задувало. Мы оттянулись в глубь помещения, но ветер продувал его насквозь, не давая расслабиться и заснуть ни на минуту. От холода не спасали даже спальники. Бойцы, как немцы во время битвы под Москвой, натянули на себя все, что было с собой, но это не помогало. Помаявшись час, я нашел дом, где базировались «РВ», спустился в подвал и нашел старшину их взвода. «РВшники» были здесь давно. Они взяли завод «Рехау» и закрепились на окраинах Опытного, который прилегал к Бахмуту. Этот поселок вытянулся прямоугольником между Артемовским шоссе и рекой Бахмуткой. Сразу за рекой находился еще один поселок — с названием Иванград.
— Друг, мои бойцы при таком раскладе не доживут до передовой. Может мы к вам?
Я оглядел их помещение и прикинул, что если здесь разместиться жопа к жопе, то мы поместимся.
— Может пустите? Как разведчик разведчика прошу. Я тоже служил в ГРУ, — достал я «джокера» из рукава.
— У меня тут раненные, — начал было старшина, но я посмотрел на него глазами кота из мультфильма «Шрек», протянул ему открытую пачку блатных сигарет, которые остались в запасе, и он, скромно взяв две сигареты, ответил: — Давай попробуем.
— Мы с вами теперь соседи! Выручи по-братски. А я, жив буду, в долгу не останусь, — стал развивать я захваченную инициативу. — Мои тут уместятся! Я уже визуально прикинул.
— Быстрый ты. Давай, веди своих бойцов.
Разместив сильно обрадованных солдат вповалку на полу, я наконец-то смог расслабиться, но уснуть так и не смог.
Меня пустили, как комода, в узел связи разведчиков, и я слышал все переговоры с группой, которая вела бой в Опытном. Впервые я услышал настоящую войну — по рации. Командир взвода разведчиков взаимодействовал с группой так же, как мы учились на полигоне. Только тут были реальные «двухсотые» и «трехсотые». Слушая переговоры, я чувствовал себя желторотым юнцом по сравнению с крутыми ребятами, которые уже побывали в переделках. В тот момент началась перестройка восприятия: с мирной жизни на близость смерти и необходимость предельной концентрации всех сил организма.
— «Конг» — «Цимле».
— На приеме!
— Командир, не можем пробиться к пятиэтажке. Там три пулеметных расчета! Не пробраться.
— Ладно. Пока закрепитесь, пацаны! Вы герои! Я вами и так горжусь, — сказал командир «РВэшников».
Я вспомнил это теплое чувство боевого братства: когда кругом опасность и надежда есть только на тех, кто прикрывает тебя в бою. Я стал схватывать манеру и особенности переговоров. Слушал, смотрел и запоминал, как докладывать и зажимать «танкетку» — клавишу на рации. Как выдерживать паузы и сообщать о происходящем вышестоящему начальству. Рация, в условиях современного боя и передающий сведения, — это глаза и руки командира. Старший штурмовой группы по рации докладывает свои действия комоду. Комод при помощи БПЛА, корректирует действия группы и подсказывает, где сидит враг, что он делает и куда нужно выдвигаться. Параллельно по второй рации он должен поддерживать связь с артиллерией и корректировать ее. А также докладывать о происходящем командиру взвода и принимать от него указания и передавать их по цепочке дальше.