Я сидел на рации и каждые пять минут разговаривал с Женей, координируя их действия.
— Кофе будешь, «Констебль»? — спросил меня «Абакан».
Он нашел воду, вскипятил ее в кружке и засыпал туда несколько пачек растворимого кофе. Я пил его и курил сигарету за сигаретой. Мне казалось, что у Жени и его группы ничего не получится. Я слышал по рации очень интенсивный огонь со стороны противника.
В итоге, он с бойцами откатился назад, перегруппировался, и они разделилась по трое. Первая тройка, пользуясь темнотой, тихо поползла вперед. Две остальные прикрывали их огнем, создавая впечатление позиционного боя. Периодически один из бойцов отрабатывал по украинцам из гранатомета. В ответ ВСУшники стреляли из пулемета.
— Сдавайтесь, пидоры! — кричали украинцы.
— Сами вы пидоры! — кричали в ответ наши и продолжали стрелять, отвлекая противника.
В кромешной тьме Женя и три его бойца потихоньку подползли к окопам противника, максимально сблизившись с ними. Ему, как командиру, приходилось подгонять застывающих и перепуганных бойцов, которые впервые в своей жизни участвовали в настоящем бое, под шквальным огнем. И хотя Женины бойцы были простыми ребятами, закаленными жесткими условиями российских тюрем и зон, в критической ситуации решающее значение имели характер и способность пересилить страх — дух идти до победного конца. Побеждал тот, кто передавливал противника духом.
— «Констебль» — «Айболиту».
— На связи «Констебль»… — с волнением в голосе ответил я Жене, ожидая плохих новостей.
— Позиция наша. У нас один «трехсотый». У противника — четыре «двести». Держим оборону. Нужен боекомплект.
— Молодцы! — вырвалось у меня. — БК поднесем. Зачищайте траншею в обе стороны и минируй подходы.
Я связался с командиром и доложил ему о захвате позиции. Он сухо поблагодарил меня, но в его голосе чувствовалась радость.
Бойцы выволокли из окопов тела погибших украинцев, чтобы не мешали, и положили их у траншеи. Было холодно и мы не боялись, что они начнут разлагаться. Женя занял блиндаж, который, как мы выяснили по документам, изъятым у погибших ВСУшников, принадлежал их командиру. Внутри сооружение было обшито коврами и со вкусом обставлено домашней мебелью. Их командир — капитан по званию — знал толк в уюте и удобствах.
Через час от Жени пришло три бойца, доставив два рюкзака трофеев с медициной и оружием иностранного производства. Там же было несколько украинских пайков, полностью состоящих из иностранных продуктов. На одном из бойцов были одеты прекрасные ботинки «LOWA». На втором я заметил трофейную поясную разгрузку. Она помогала равномерно распределяется по всему телу вес от боеприпасов, параллельно защищая зад бойца. Мои «штрафники» стали переодеваться в законно добытые трофеи. Один из бойцов был ранен и ушел на эвакуацию.
— О! Мародеры пришли, — подшутил я над ними. — Где документы?
Они отдали мне паспорта, военные билеты и гаджеты убитых украинцев.
— Отличная работа, парни.
Одним из бойцов, который принес трофеи, был «Пруток», про которого мне рассказывал Саня «Банур». Они вместе служили в Чечне в одной бригаде. Мне было интересно услышать рассказ о первом штурме из уст очевидцев, и я стал расспрашивать их о подробностях этого боя. Они уже собирались уходить, когда я попросил рассказать их коротко о том, что там было.
— Да, как получилось. Нас же «Айболит» с «Бануром» собрали из двух групп и еще из группы «Серебрухи». Пошли либо те, кто по желанию, либо те, у кого опыт был. Я был третьим… нет, четвертым с головы, получается, — стал рассказывать «Пруток». — Сложная была позиция. Хотя тяжкость занятия была в том, что у них были тепловизоры, а у нас их не было.
И они ночью трассерами, получается, стреляли, чтобы видеть нас в тепловизоры, а нам приходилось вести огонь вслепую — то есть видя откуда они стреляют… потому что они стреляют трассерами, — он на секунду задумался и продолжил: — Вот эти моменты. У меня единственного в группе был подстволь-ник на оружии. Это было самое тяжелое оружие, что мы взяли с собой. И я вел огонь. То есть, во время атаки, просил ребят, которые находились сзади меня, чтобы начали огонь. Они отвлекали огонь на себя — я вставал и начинал огонь проводить по украинцам с подствольника, видя откуда они стреляют.
Окоп был маленький. Было мокро и грязно. Поэтому приходилось стрелять с колена. Вот таким макаром. А впереди нас ребята, когда мы шли в атаку, кидали перед собой каждые три-пять метров гранату, чтобы не попасть на растяжки, установленные перед входом в блиндаж, и все остальное. И вот каждые пять метров мы ползли, проводя такой огонь, потому что по нам вели огонь как с севера, так и с востока. То есть с трех сторон. Приходилось нет-нет да откатываться, чтобы перезарядиться. У ребят, которые шли вперед, по-моему, четыре автомата заклинило, потому что в них попадала жидкая глина и забивала их. У меня заклинил автомат во время атаки — я его два раза тоже перебирал во время боя. Вот как-то такие моменты. Ну и, в итоге, видишь, взяли их. Несмотря на минометы, на пулеметы. Продавили, значит. Всего один раненый.