— Что с тобой? — спросил я.
«Калф» смотрел на меня взглядом, который бывает у солдат, получивших сильную психологическую травму.
— Давно он так?
«Сверкай» кивнул, подтверждая, что «Калиф» съехал с катушек. Я вызвал командира и доложил, что боец нуждается в помощи психиатра. Командир разрешил отправить его в тыл, чтобы решить, что с ним делать.
Психика некоторых людей не выдерживает ежесекундной смертельной опасности на передке. Человек может быть наделен огромной физической силой, иметь прекрасную подготовку в лучших воинских подразделениях, но, попав в первый бой, получает сильнейший травматический шок.
Его парализует от ощущения беспомощности и от отсутствия контроля над своей жизнью. Психика включает примитивную защиту вытеснения и превращает бойца в мишень и обузу для подразделения.
— Ты как, «Сверкай»? Тоже того?
— Отпустило. Прости, «Констебль». Стыдно.
Он посмотрел мне в глаза.
— Бывает. Мне и самому страшно, — поддержал я его. — Отведешь «Калфа» в ангар на заводе «Рехау» и возвращайся.
— Есть! — по-армейски четко ответил мне «Сверкай».
В нем проснулся солдат, привыкший выполнять приказы.
— Вернешься — пойдешь искать его пулемет и свою винтовку.
Он кивнул и ушел вместе с «Калфом».
Меня стали вызывать по рации, и я включился в работу.
У меня еще не выработалась автоматическая привычка корректировать работу групп и общаться с командиром. Я только начал постигать науку командира боя на передовой.
— Командир, — шепотом сказал Рома. — Давай там поешь что-нибудь или хоть чаю с печеньями попей.
Я кивал ему «давай», так как не мог ответить.
«Крапива» вышел на связь и сказал, что я был прав. Ребята нашего расчета АГС убили трех украинских диверсантов, которые засели между нами и «Пятеркой» и стреляли в обе стороны.
Пришли ребята, которые отводили раненых на завод, где у нас был организован первичный военно-полевой госпиталь.
— Что там с «Циститом»?
— Узбек такой? — спросил меня боец группы эвакуации. — Так он умер. Его к нам принесли: его перевязали и отправили дальше. А до Зайцево он не доехал.
— Он был таджиком, — еще не совсем понимая, что мне говорит этот боец, поправил его я. — Джура умер?
— Ну да.
Комок подкатил к горлу и захотелось заплакать от бессилия. В моей голове возникло лицо «Цистита» на фоне надписи: «Камеди. Душанбе стайл»:
— Все хорошо, командир. Я теперь с Аллахом на небе. Смотрю на тебя и радуюсь. Береги себя, командир — сказал с широкой улыбкой Джура.
Сказав это, он развернулся и спокойно и уверенно ушел в белый и мягкий обволакивающий туман…
Я сел, закурил и сделал первую запись в «Журнале учета личного состава». Написал позывные, номера жетонов и личного оружия тех бойцов, кто получил ранение и ушел на эвакуацию. Последней я сделал запись о потере: Джура, «Цистит». Погиб смертью храбрых. № жетона: К-ххххх. № автомата: хххххх.
День второй. 28.11.22
В районе семи утра на меня вышел командир и сказал, что нужно работать дальше на север, в направлении стелы на въезде в Бахмут. Там находился большой украинский блиндаж, который нужно взять, — заодно разведав позиции. Я поручил это группе под командованием «Банура» и «Викинга».
«Викинг» был конторский и имел, как и «Банур», опыт боевых действий. Он возглавил остатки отделения разведки после смерти «Серебрухи». Они взяли «трал» — самодельный якорь с веревкой, которым можно было вручную снимать растяжки и мины, расставленные врагом — и выдвинулись на триста метров вперед. Растяжка — это самая простая ловушка, которая может встретиться на пути штурмовой группы. Чтобы не попасть в этот капкан, впереди группы шел человек и, бросая перед собой кошку, собирал все невидимые лески, который вели к минам.
Я сидел на рации и пытался представить укрепления, которые предстояло штурмовать группе «Банура». Благодаря регулярным докладам Сани и своему богатому воображению я представлял, как они идут по великолепно укрепленным позициям с разветвленной сетью бетонных дотов и укрытий. В моей голове разворачивалась игра «Call of Duty: War in the Bakhmut».
— Нет тут никаких бетонных сооружений. Просто траншея, обшитая калиброванными бревнами, и все, — докладывал мне Саня. — Навесы в три наката. Ничего особенного.
Мне очень хотелось воевать против иностранных наемников, и я представлял, как мы будем рубиться с такими опытными рейнджерами и профессионалами со всего мира в самом лучшем обвесе. Самым распиаренным подразделением в армии противника были подразделения западных наемников и националистические батальоны. То, что они там есть, я знал наверняка.