Наступило утро. Огонь из крепости прекратился.
Командир полка передал мне по радио:
— Не стреляйте, огонь — лишь в крайнем случае, выжидайте.
Мы кричали по-немецки и по-русски: «Открывайте двери, сдавайтесь!» Но крепость молчала, крики изнутри прекратились, казалось, всё там вымерло.
Неужели немцы, — их там наверняка было много, — ушли по какому-нибудь подземному ходу? Вот это было бы досадно! Но открылись стальные тяжёлые двери, появился немецкий офицер с поднятыми руками.
В это время полковник Шейкин передал мне:
— Будьте готовы к приёму пленных.
Неся ранцы с барахлом, котелки, амуницию, немцы выходили из дверей. Они тут же бросали оружие, и вскоре у выхода из крепости образовалась огромная гора винтовок, автоматов.
По нашей команде немцы строились и партиями под конвоем уходили к нам в тыл. Каких только типов мы не увидели здесь!
Мы вошли в крепость — немцы называли её бункером. Она представляла собой пятиэтажное здание из железобетона с маленькими окнами-бойницами. По углам крепости — полукруглые башни, заканчивающиеся наверху площадками с мощными зенитными орудиями.
На третьем этаже был расположен госпиталь. Когда мои гвардейцы зашли туда, хирург в операционной обрабатывал раненого немецкого офицера. Врач испугался, бросил было работу. Чтобы не мешать ему, гвардейцы ушли.
В крепости работали лифты, горело электричество. Это было хорошо оборудованное убежище, с запасами воды и продовольствия, вентиляцией и отоплением.
Здесь прятались офицеры и солдаты разбитых танковых частей германской армии. За несколько часов мы приняли около двух с половиной тысяч пленных.
В помещениях крепости мы нашли склады топографических карт, комнаты, где работал отдел германского генерального штаба.
Мы вышли на крышу крепости. Тяжёлые зенитные орудия стояли с опущенными стволами. Отсюда, с бетонной площадки, был виден весь Берлин — на север, запад, юг и восток. Серый, разбитый авиацией и артиллерией город. От некоторых высоких домов осталось лишь по одной стене. Но даже и на этих стенах, на их вершинах реяли алые флаги, поставленные нашими смельчаками.
На домах Берлина появились белые флаги.
Старшина
Н. ШАТИЛОВ
Материал для последнего номера
Всё это случилось 1 мая. Редактора газеты убило, заместителя тяжело ранило, выбыли из строя шофёр и наборщик. Литературный сотрудник заболел. Газета целиком легла на плечи секретаря редакции, старшего лейтенанта Минчина. Он поручил мне собрать материал у бойцов и офицеров, сражавшихся в эти часы в районе рейхстага, который уже был взят.
По улицам двигались колонны танков, машин, повозок, шли люди. Пройти было трудно. На переправах пробки. Все рвались вперёд, скорее туда, к самому центру города.
Я повернул на глухую улицу. По ней, пригнувшись, от дома к дому перебегали бойцы, ныряли в подвалы. Вот засвистели пули, воздух вздрогнул от грохота разорвавшегося снаряда. Я бросился за угол, затем побежал к первому подъезду.
В подъезде я увидел связистов.
— Как пройти? — спросил я их.
— А так и идите, — ответили они мне. — По всем улицам обстреливает, гад. Фаустпатронами бьёт по одиночкам. А куда вам?
— К Шпрее!
— Идём вместе.
Ныряя в подвалы, в пробоины стен, в подворотни, перескакивая заборы, мы перебегали вперёд. На мне рубашка взмокла, плечи и ноги ныли от ушибов. Вышли на перекрёсток у кирки. Не успел я осмотреться, как возле меня бешено взметнулась земля, с треском упало дерево. Всё покрылось пылью, ветром обдало лицо, с воем пронеслись осколки. На голову мне посыпались обломки кирпичей и извёстка.
Опомнившись, я бросился во двор, но в воротах остановился. Навстречу мне бежал высокий красноармеец. Одна рука его болталась, с неё текла кровь. Он потрясал кулаком и что-то кричал. Где-то коротко прострекотал автомат. Красноармеец не добежал до меня, покачнулся и плашмя упал на камень.
Я выскочил из ворот на улицу. Здесь лицом к лицу я столкнулся с девушкой.
— Стой, куда ты? — я обрадовался, узнав в девушке экспедитора штаба дивизии Олю Никитину.