— Станцию взяли. Скоро, орлы, и Берлин будет наш.
Старший сержант
А. РАДЗЕЙОВСКИЙ
В танке № 376
Нас было четверо. Пятый, радист, после ранения ушёл в медсанбат.
Вечерело. Ветер и мелкие брызги дождя били в лицо.
Командир танка № 376 младший лейтенант Демышев спрыгнул с башни и отбежал в сторону, чтобы найти объезд. На дороге зияла огромная воронка от авиабомбы. Начинался Берлин.
— Ну что? Как там? — нетерпеливо спрашивали мы командира.
— Объезжать слева, — ответил он, рассчитывая провести танк между двумя толстыми стволами деревьев, поваленных на землю.
Я включил мотор. Танк послушно развернулся, и вслед за нами двинулись остальные машины разведки.
Впереди раскинулось поле, а слева тянулась дорога, зажатая с обеих сторон двухэтажными и трёхэтажными домами. Дорога вела в самый центр фашистской столицы.
Добавляю газа. Сквозь шум мотора слышу спокойный голос командира:
— Тут придётся проскочить метров восемьсот.
Машина набирает скорость. Где-то впереди блеснула вспышка, и мимо нас, со свистом, оставляя огненную трассу, пронёсся снаряд.
— Прямо пушка, — успел крикнуть я, но моё предупреждение оказалось лишним. Командир орудия старший сержант Василенко уже навёл своё орудие, и выстрел покрыл мои слова.
Машина неслась с бешеной скоростью. Пулемёт извергал снопы пуль, оставляющих разноцветные трассы.
Хотя был сумрак, но нам удалось разглядеть результаты выстрела Василенко: немецкая пушка лежала вверх колёсами, около неё чернели два трупа. Пулемётные очереди из нашего танка сыпались вправо и влево по окошкам подвалов.
Двигаться дальше нельзя было. Я замедлил ход и отвёл танк под защиту дома. Нужно было выяснить, что делается за углом.
Автоматчики спустились в подвалы; оттуда послышались выстрелы, взрывы гранат. Вскоре командир отделения автоматчиков Блин, улыбаясь, притащил трофейный фаустпатрон. Фаустника, пытавшегося подбить наш танк, он убил в рукопашной схватке.
Оказалось, что впереди на перекрёстке, кварталах в трёх от нас, немцы закопали танк. Мы решили проскочить улицу, площадь за ней и уничтожить вражескую машину, но в этот момент четыре взрыва раздались рядом. В приоткрытый люк ударил воздух с такой силой, что у меня с головы слетел шлем.
— Шашку! — крикнул командир танка.
Наощупь я схватил шашку и передал её заряжающему, сержанту Жукову. Через мгновение она зашипела, и клубы чёрного дыма заволокли машину. Мы имитировали горение танка.
В это время из дома, откуда стреляли фаустники, прибежал автоматчик и, задыхаясь от бега, сообщил:
— Наши на втором этаже, немцы на третьем и чердаке. Нужен огонь.
Башня повернулась, и три снаряда успокоили «жильцов» третьего этажа. По чердаку же ударил танк, следовавший за нами. Вскоре из окна высунулась белая тряпка — «жильцы» не выдержали и с поднятыми руками выскочили из дома.
Уже совсем стемнело, когда подошли наши главные силы. Улицу во всех направлениях пронизывали трассы снарядов. Бой разгорался.
Теперь наша задача заключалась в том, чтобы, оставаясь на месте, по вызову (сигнал ракетой) помогать пехоте и автоматчикам.
Разведка.
В это время из-за угла снова раздался выстрел. Гусеница рядом стоящего танка оказалась подбитой, но его экипаж развернул пушку в сторону выстрела и открыл огонь. Мы добавили. Два снаряда продырявили закопанный на перекрёстке немецкий танк.
Ради безопасности мы изменили место стоянки, так как по вспышкам выстрелов нас могли засечь.
— Вот и добрались до Берлина, — сказал мне заряжающий. — Тут им и конец.
— Конец близок, да голенького и с пояском добавить придётся, — кто-то ответил ему.
На языке танкистов «голенький» — это осколочный снаряд, а с «пояском» — бронебойный.