Свежий воздух, ветер, как хорошо дышать… Но надо искать новое пристанище. Разрушенных домов было сколько угодно, и я заночевал в одном из них. Думал, что теперь меня и пушками не разбудить, однако рано утром проснулся без всяких пушек. Словно толкнул кто-то.
Я поднялся, вышел на улицу и направился на огневые позиции тяжёлых миномётов. Там всё было спокойно. Вчерашний наш приют уже догорал. Миномёты стреляли каждые две-три минуты. Рядом слышалась трескотня автоматов. Время от времени над головой, будоража воздух, проносился вражеский снаряд и оглушительно взрывался неподалёку.
Осмотрев миномёты, я собрался было заняться завтраком. Но тут прибежал боец из первой лёгкой батареи. Она стояла квартала на три впереди, рядом со стрелковым батальоном, который мы поддерживали.
Взволнованный, разгорячённый бегом, красноармеец доложил:
— Товарищ старший лейтенант, у нас миномёт не работает.
И добавил:
— Идёмте, пожалуйста, скорее!
Так как мастера мои уже были разосланы, пришлось идти самому. Я торопливо собрался, взял сумку с инструментом, и мы пошли.
Без особенных препятствий пробрались мы к батарее. У миномёта третьего расчёта не работал подъёмный механизм. С помощью командира расчёта я разобрал миномёт. Оказалось, что была несколько изогнута направляющая втулка ходового винта. Её надо было немного подпилить.
В это время ко мне подошёл командир второго взвода лейтенант Игнатьев.
— Скоро атака, — сказал он, — ведь мы поддерживаем пехоту. Уж вы постарайтесь… поскорее…
Железо упорствовало. Визга под напильником не было слышно, но я знал, что визжит, по тому, как идёт инструмент. А управиться надо было как можно скорее, ведь и думать нельзя, что атака начнётся, а орудие будет вне строя!
Когда такая мысль гложет мозг, то не замечаешь ничего вокруг. Рядом разорвался снаряд, меня бросило на землю, подымаюсь, а мысль всё та же: «Успеть бы только».
Снова вздрогнула земля, снова, обгоняя друг друга, проносятся осколки. И опять, опять взрывы, осколки — явный артиллерийский налёт, который как-то ощущаю, но не осмысливаю, потому что поглощён работой.
Налёт прекратился. Засуетились миномётные расчёты. И сразу же команда:
— Огонь!
Рявкнули пять миномётов. «Эх, не успел! — мелькнуло в голове. — Но вот и конец. Готово. Теперь собрать бы побыстрей».
— Огонь!
Гайки завинчены. Винт идёт совсем свободно.
— Расчёт — к орудию!
— Огонь!
На сей раз стреляет вся шестёрка. Темп огня нарастает. Там где-то за домами гремит «ура», врываясь в хор миномётов.
Пехота пошла. А когда я вернулся к тяжёлым миномётам, там уже все готовились к переходу.
— Наши ещё два квартала заняли, — сказал мне адъютант, бежавший в штаб.
Красноармеец
Я. КАВАЛЕРИСТОВ
По пути на батарею
Было это в Берлине, но в какой день, не помню, так как дневник сгорел. Пушки наши находились где-то на прямой наводке. Где они были — знал лишь наш командир сержант Болдырев. Он и повёл нас на батарею. По пути мы пересекли канал, которых здесь множество, и остановились перед громадным зданием. Верхний этаж горел, освещая всё вокруг.
Было половина первого ночи. Наше внимание привлекла группа красноармейцев, стоявшая у ворот здания. Мы подошли. Их было немногим больше, чем нас. Это были артиллеристы. Их пушка стояла на углу переулка. Они горячо обсуждали вопрос о том, как быть с засевшим в здании гарнизоном.
В кучке артиллеристов мы разглядели молодую немку, как мне показалось, лет двадцати. Она была страшно перепугана, бледность её лица поражала при свете пожара. От артиллеристов мы узнали, что в горящем доме сидит целый отряд, не желающий сдаваться. Он занимает подземные помещения. Со слов немки, которую допрашивал капитан, известно стало, что в отряде сорок человек, вооружённых фаустпатронами и пулемётами. На втором этаже лежат 120 раненых немецких солдат.
Этот гарнизон оказал упорное сопротивление нашей пехоте и был обойдён; наши пулемёты уже трещали где-то далеко впереди. Так как гарнизон угрожал нашему тылу, мы решили его уничтожить. Но нас смущало одно: в подвале вместе с гитлеровцами находилось много немецких женщин с детьми. Как они туда попали — не знаю, тогда это нас не интересовало. Молодая немка, сказавшая об этом капитану, сама была в доме.