…Я в батальоне Левицкого. Агроном по образованию, он с первых же дней войны — на фронте.
— Вот, товарищ майор, — возбуждённо говорит он мне, — подхожу к немецкому госбанку, предъявлю счёт за Украину.
Спрашиваю его о здоровье (у него был процесс в лёгких, да и вообще похварывал).
— Знаете, как только мы вступили на немецкую землю, — отвечает мне Левицкий, — так все болезни прошли. Да что, у меня раненые — еле на ногах держатся, а не желают уходить. Таких только за сегодняшний день оказалось семь человек.
Мимо нас проносят тяжело раненных. До санповозки всего 150 метров. Но это ничтожное расстояние преодолеть труднее, чем несколько километров в полевых условиях. Надо пройти с носилками по узким лестницам, через подвалы, сквозь окна и дыры, пробитые в стенах домов. И так как это всеобщий и единственный путь сообщения, по которому можно добираться от штабов к боевым порядкам, то часто создаются пробки. Пришлось поставить у этих дыр специальных регулировщиков, которым было приказано в первую очередь пропускать раненых и связных. У здания, где мы стояли с Левицким, столпились санитары с носилками. Им предстоит спуститься по узкой каменной лестнице со скользкими, чуть наклонёнными ступеньками. Санитарам помогают бойцы, осторожно передавая один другому носилки с драгоценной ношей. Всё проделывается молча, сосредоточенно. Ведь одно неловкое движение, и носилки могут быть уронены. Я хорошо представляю себе дальнейший путь санитаров. Пройдя узкий проход, они очутятся у той самой глухой стены, которая спасла нас с Черновым от пули. Им придётся пролезть вместе с носилками сквозь дыру, а затем снова темные коридоры подвального лабиринта, которым они выйдут во двор. Там ожидает их санитарная машина.
ВЗЯТИЕ РЕЙХСТАГА
Всё теснее и теснее сжимали советские войска гарнизон Берлина, окружённый в центре города. К 29 апреля бои велись уже в кварталах, прилегающих к рейхстагу. Этот район с его массивными многоэтажными зданиями, глубокими подземельями, опоясанный с севера рекой Шпрее, а с юга Ландвер-каналом, был превращен гитлеровцами в сильнейший узел сопротивления. Уличные бои достигли здесь наивысшего напряжения. Первыми к стенам рейхстага пробились войска генерал-полковника Кузнецова, наступавшие с севера.
Майор
К. АКИНШИН
В пылающем Люстгартене
В самом центре Берлина основное русло реки Шпрее и её левый рукав образуют остров.
Здесь, в районе Люстгартена, вёл бои полк, в который я был направлен начальником политотдела полковником Глуховым для выполнения боевого задания.
На пути наших наступающих частей — дворец Вильгельма, собор, военный музей, министерство финансов.
В этих местах немцы сопротивлялись с упорством смертников. Они прятались в грязных тоннелях метро, пробирались в тыл наших подразделений, минировали и взрывали пути подхода.
Люстгартен пылал.
Мне и ещё двум офицерам — майору Чеканову и капитану Антипину — предстояло пробраться на самый остров. Попытка перебежать по мосту, ведущему в Люстгартен с Кёпеникерштрассе, не удалась.
К счастью, левее моста оказалась длинная старая баржа. Она протянулась наискось через реку и уткнулась кормой и носом в серые каменные стенки набережных. Баржа была вне поля зрения снайперов, но немецкие миномёты накрывали её своим огнём, и следы разрыва крупных мин были отчётливо видны.
— Давно ли был налёт? — осведомился я у бойца, прибежавшего с того берега.
— Только что, — ответил он.
«Значит, идём», — решили мы и установили между собой очерёдность перебежки.
Путь из укрытия через набережную на баржу и по ней на противоположный берег был проделан стремительно. Последним переправился боец, следовавший с нами.
Осмотревшись, мы отправились дальше.
Когда мы подходили к Фишерштрассе и намеревались пересечь её, нас остановил какой-то артиллерист, неожиданно вынырнувший из полуразрушенного подвала.
— Товарищ майор, мы вас прикроем. Как только выстрелим, так бегите, — сказал он и тотчас скомандовал: — Николай, дай-ка один фугасный!
Оказывается, Фишерштрассе тоже находилась под огнём немецких снайперов. Выстрелом ив пушки артиллеристы заставили их замолчать. С помощью этого прикрытия мы удачно пересекли опасную улицу. Артиллеристы приветливо помахали нам вслед.
Идти дальше по верху было нельзя. Свернув на Петриштрассе, мы спустились в подземелье. Отсюда путь лежал по подвалам зданий, соединённых между собой ходами сообщений.
Миновав десятки лабиринтов, скупо освещаемых моргалками, добрались до командного пункта батальона. Здесь в полумраке командир батальона отдавал очередные распоряжения: «Командиру второй стрелковой роты проникнуть в угловой дом на Брудерштрассе, в третью роту отправить связиста, связь с ротой прервана», «Сапёрам подорвать вход в метро: немцы проползают к нам в тыл».
В стороне присели отдохнуть санитары с тяжело раненным бойцом.
Нам объяснили, как попасть на командный пункт полка. «Нужно держаться красного провода, он приведёт к самому месту».
Мы продолжали двигаться по подземельям. Прошли склад с писчебумажными изделиями, потом подвал, в котором расположилась столовая, потом огромное помещение с разным готовым платьем французского и бельгийского происхождения.
В одном из подвалов жили советские граждане, угнанные в Берлин из оккупированных немцами районов. Одна женщина пыталась перебежать двор и стала жертвой немецкого снайпера. Она тяжело ранена в грудь, и сейчас около неё хлопочут санитар и две женщины.
В противоположном конце этого подвала разместился командный пункт подполковника Заверюха — цель нашего путешествия.
С поверхности сюда доносился глухой шум продолжающегося боя. Иногда отчётливо слышались одиночные выстрелы и разрывы не то мин, не то фаустпатронов.
— Снайперы, сволочи, активничают, — сказал старший лейтенант, командир подразделения тяжёлых танков. — Из дома, что правее нас через улицу, бросили два фаустпатрона. Командир полка решил поджечь этот дом, да сейчас послать некого, а с передовой снимать людей нельзя.
Услышав эти слова, два советских гражданина, несколько часов назад освобождённые нашими частями из немецкого плена, вызвались выполнить задание. Не прошло и получаса, как они возвратились и, взволнованные, радостно докладывали:
— Товарищ подполковник, приказ выполнен, фаустники ликвидированы.
К этому времени на командном пункте полка собрались командиры стрелковых и специальных подразделений и их заместители по политчасти. По поручению командования я доложил общую обстановку. Командиры подразделений сообщили положение дел на своих участках. Командир полка подполковник Заверюха приказал полностью использовать технические средства и форсировать уничтожение противника в районе Люстгартена.
В полдень (это было 30 апреля) бойцы пробились к Шлоссплац — площади перед дворцом.
Мрачно-серое здание открылось глазам наступающих.
— Дворец Вильгельма! — передавали по цепи.
В дело вступила артиллерия, действовавшая прямой наводкой.
С трудом маневрируя в узких улицах, заваленных битым кирпичом, к Шлоссплац выдвинулись тяжёлые танки и самоходные орудия.
Сплошной ливень огня был обрушен на дворец и прилегающие к нему здания.
Немцы пытались парировать удар, но силы их с каждой минутой слабели.
Наши стрелки и автоматчики вырвались из укрытий и устремились вперёд.
Майор
П. МУРАВЬЕВ
На подступах к рейхстагу
Подразделения нашего полка захватили большое угловое здание вблизи рейхстага. Теперь нам предстояло выбить немцев из шестиэтажного дома, расположенного по другую сторону улицы, как раз против нас. Этот высокий дом играл чрезвычайно важную роль в системе наблюдения и огня противника на подступах к рейхстагу. Там сидела сильная группа немецких автоматчиков, пулемётчиков и фаустников. В здании, смежном с нами, тоже были немцы. Наши бойцы, показывавшиеся на улице, попадали под перекрёстный огонь противника.