Овладев аэродромом, танкисты немедленно сообщили нам об этом, и мой заместитель полетел в Ютербог. Вместе с инженерами он детально обследовал аэродром и подготовил его для принятия наших самолётов. Оказалось, что одна из окраин аэродрома заминирована, но танкисты быстро произвели разминирование. Батальон аэродромного обслуживания взял на учёт и подготовил места для размещения лётных подразделений. Одновременно со старых наших аэродромов прибыли продукты питания, оборудование, авиатехническое имущество и всё, что необходимо для нормальной боевой работы.
И вот, подлетая к новому аэродрому, я увидел очертания этого весьма удобного лётного поля, его строения и город Ютербог, с неизбежной киркой, торчащей посредине городской площади. Прошло несколько часов, и новый аэродром зажил своей обычной хлопотливой жизнью. Вскоре к нам прибыл генерал-полковник Красовский, и я получил от него указания по организации боевой работы на новом месте.
В 10–15 километрах от нас — и на западе, и на востоке — в лесах шли ожесточённые бои. На востоке, почти совсем рядом с аэродромом, в большом лесу находилась окружённая нашими войсками крупная немецкая группировка. Она стремилась вырваться из кольца, и единственным путём для неё на запад был путь через наш аэродром, мимо города Ютербог.
В этой обстановке было очень важно наладить регулярную воздушную разведку, чтобы следить за каждым передвижением немцев в лесах. В любую погоду, в дождь, туман, зачастую бреющим полётом ходили лётчики-разведчики над весенними зеленеющими лесами, аккуратно расчерченными просеками на квадраты. Трудно было ловить врага, скрывавшегося в лесу. Разведку и последующие штурмовки осложняло то, что противник располагал большими огневыми средствами. Тем не менее такие лётчики, как Герой Советского Союза капитан Комельков, лейтенант Ворошилов и другие разведчики, доносили нам о малейшем передвижении противника. Они умело засекали переходы даже мельчайших групп противника из одного квадрата в другой.
Немедленно по получении сведений самолёты вылетали на штурмовку, причём, благодаря хорошо налаженной радиосвязи, мы успевали настигать врага на открытых местах. С утра до вечера группы истребителей штурмовали немецкие войска, сбрасывая на них бомбы, расстреливали пулемётно-пушечным огнём. Противник нёс большие потери от нашей штурмовки — и не только убитыми и ранеными. Командир пехотного корпуса, с которым мы взаимодействовали, сказал мне: «После каждой штурмовки немцы партиями сдаются нам в плен!..»
Над горящим Берлином.
Приходилось летать на штурмовку окружённых немцев и мне. Получив однажды радиограмму о том, что враг затеял переброску своих сил в западном направлении, я в паре с Героем Советского Союза капитаном Труд отправился на штурмовку. Мы настигли колонны немецких машин в то время, когда они двигались по просеке. Врагу негде было укрыться, и пять наших заходов по машинам и людям заставили немцев, понеся большие потери, разбежаться по лесу.
В другой раз на штурмовку врага вылетели две восьмёрки самолётов: одна под моим командованием и вторая под командованием лётчика Трофимова. Во время первого захода у меня в пулемёте разорвался патрон, и пришлось вернуться на аэродром. После возвращения товарищей мы снова ринулись на штурмовку.
Уже смеркалось, и в сумерках были видны горящие машины и лес — горело всё, что видел внизу глаз, но враг продолжал сопротивляться. Пикируя в паре с лётчиком Голубевым, мы ударили по немецким зениткам и заставили их замолчать.
Часто отдельные группы немцев, пытавшиеся прорваться на запад, показывались на восточной стороне аэродрома, у опушки леса, и тогда размеренная жизнь аэродрома несколько нарушалась. Весь свободный лётный состав вместе с техниками и другим обслуживающим персоналом, вооружась винтовками, автоматами, отражал врага. Немецкие солдаты и офицеры шли на нас цепями и даже сомкнутыми рядами. Они стреляли, падали, но, движимые отчаянием, одна волна за другой, снова появлялись из леса.
Но и во время этих боёв, происходивших на аэродроме, боевая лётная работа не прекращалась. По-прежнему самолёты уходили на выполнение боевого задания, возвращаясь, садились на аэродром, на окраинах которого велись ожесточённые схватки. Был день, когда положение на окраине леса стало таким напряжённым, что пришлось вызвать на помощь комендантскую роту из Ютербога. В другой раз, в тяжёлый момент наземного боя, нас выручили две самоходки, случайно проходившие в районе аэродрома. Расстреливая врага в упор, они решили исход схватки.
Невзирая на ухудшившуюся погоду — туман, дожди, мы продолжали штурмовать врага в лесу, рядом с аэродромом. Чем интенсивнее происходили эти штурмовки, тем меньше попыток прорыва на аэродром делали немцы. Наконец, в последних числах апреля окружённые немецкие части, энергично теснимые нашими войсками со всех сторон, стали группами выходить из леса и сдаваться в плен. Окружённая группировка немцев была полностью ликвидирована. Самолёты нашего соединения, по заявлению командира пехотного корпуса, уничтожили около 8000 немецких солдат, десятки машин и много вооружения. На аэродроме воцарилось то относительное спокойствие, какое может быть на боевом аэродроме вблизи переднего края.
Всё время до нас доносилась оглушительная канонада с севера, где армии 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов стальным кольцом сжимали центр фашистского логова. Высокое напряжение владело в эти дни нашими лётчиками. Все рвались в бой — в дымное небо Берлина.
Каждый день приносил нам радостные вести о доблестной работе сталинских соколов. Так, например, старший лейтенант Сухов и Герой Советского Союза старший лейтенант Бондаренко, во главе двух четвёрок наших самолётов, ведя бой над переправой через Шпрее, встретились с двадцатью вражескими самолётами. В результате боя около станции наведения упало девять фашистских самолётов, а остальные удрали. Наша группа и танки на переправе потерь не имели.
Особенно порадовал меня необычайно красивый бой, проведённый младшим лейтенантом Берёзкиным южнее Берлина; он один принял бой против двенадцати «фокке-вульфов-190» и сбил трёх из них. Это был результат умелого использования облаков и ряда ловких маневров.
Несколько замечательных воздушных побед одержал в эти дни прославленный ас Дмитрий Глинка, летавший на Берлин, а затем и в район Дрездена, где мы прикрывали переправу через Эльбу.
Мне вместе с моим напарником Голубевым также довелось побывать и над Эльбой, и над Берлином.
В облаках дыма, поднимавшегося к зениту над Берлином, можно было встретить в эти дни сотни наших самолётов. Советские лётчики полностью господствовали в воздухе. Группы «мессершмиттов» и «фокке-вульфов», которые нам приходилось встречать, почти всегда удирали, не принимая боя.
Схематический план центральной части Берлина.
В ЦЕНТРАЛЬНЫХ КВАРТАЛАХ
Войска 1-го Белорусского фронта с востока, севера, северо-запада и юго-востока, а войска 1-го Украинского фронта с юга и юго-запада пробивались к центру Берлина — к рейхстагу, ведя упорные бои за каждый квартал, за каждый дом. По мере приближения к центру города напряжение боёв возрастало. Наибольшего ожесточения бои достигли, когда войска генерал-полковника Берзарина вышли к центральной площади Берлина — Александерплац, войска генерал-полковника Кузнецова достигли северных подступов укреплённого района рейхстага, войска генерал-полковника Чуйкова и танки генерал-полковника танковых войск Катукова форсировали Ландвер-канал, а в южном и юго-западном районах Берлина вели бои танки генерал-полковника танковых войск Рыбалко, двигавшиеся навстречу танкистам генерал-полковника танковых войск Богданова, наступавшим с севера.