Прошел, перешагивая через вещи, к окнам, задернул уже повешенные шторы, сразу стало темно.
– Лампы принесут к вечеру, – сказал Василий Иванович.
– Бог с вами, – отмахнулся Юсупов, не признавая упрека, – открывайте окна, только не шумите и не мелькайте. Не хочу, чтобы весь город знал.
Феликс глядел, как слуги вешали на стены ковры.
Он сам придумал и нарисовал комнату, стараясь, чтобы она понравилась гостю.
Ловушка была сделана из винного погреба дворца. Комната была мрачная, узкие окна давали мало света. Ровный гранитный пол рождал холод, стены были облицованы серым камнем, своды побелены. Казалось бы, невозможно превратить этот подвал в приятное жилище, но Феликс был уверен, что сможет сделать из него приманку, приятную сердцу старца. Ведь следовало сделать так, чтобы он согласился выпить чаю, не спешил и не волновался.
Две невысокие арки делили подвал на неравные части. Узкая часть была прихожей – оттуда дверь вела на лестницу. Если подняться по ней на пролет, выйдешь во двор, а еще выше располагался кабинет Феликса, лежавший как раз над подвалом. Лестница эта была винтовой, из темного дерева.
Вошедший в прихожую со двора сразу видел две большие разноцветные китайские вазы, стоявшие в нишах.
Пройдя под арку, он оказывался в широкой части подвала, которая должна была имитировать столовую.
Сюда Юсупов велел принести много темной мебели, зная, что именно так обставлена гостиная в доме Распутина. Обтянутые кожей стулья, мягкие черные кресла теснились между шкафов и буфетов, еле уместившихся по стенам и снабженных ящиками и ящичками. Между креслами, стульями и шкафами размещалось несколько столиков с инкрустированными крышками, на них стояли кубки из слоновой кости и фарфоровые вазы.
Во весь пол был расстелен пышный персидский ковер, а в углу, где ковра не хватило, положили шкуру белого медведя.
В центре комнаты располагался овальный стол, за которым предстояло сидеть Григорию Ефимовичу.
Удовлетворившись тем, как идут работы по приготовлению комнаты, Феликс отдал последние указания Василию Ивановичу – купить побольше печений, пирожные и всяких сладостей, а также принесли из подвалов доброй мадеры. К одиннадцати часам вечера следует накрыть наверху, в кабинете чай на четверых и внизу, на двоих, и ничего не жалеть, словно будут гулять человек пять.
В одиннадцать Феликс возвратился в подвал. Он совершенно подготовился к завтрашнему экзамену – успел!
В подвале его ждал только Василий Иванович. Хоть дом и протопили после ремонта, в подвале было сыровато и зябко. Василий Иванович сидел на корточках перед камином и кормил его деревянными чушками. При звуке быстрых шагов Феликса он с трудом поднялся, и Феликс подумал, как он уже стар. Ведь Феликс помнил его с детства – точно таким же, без перемен.
– Людей отпустил? – спросил Феликс.
– Так точно.
Феликс прошел вокруг стола. Стол был уставлен сладостями густо, словно собирались пировать большой компанией. Мадера была открыта. Феликс хотел было попробовать – мадера была своя, из маминого подвала в Ай-Тодоре, но тут же спохватился – его остановил иррациональный страх – словно мадера уже отравлена, будто кто-то обогнал Феликса и подготовил ловушку для самого охотника.
– Ты иди, – сказал Феликс.
Василий Иванович удивился:
– А кто же подавать будет?
– Я сам.
– Тогда я останусь, ваше сиятельство. От меня будет польза.
Феликс усмехнулся. Преданность слуги, как в хорошем английском романе, всегда трогала его.
– Василий, – сказал он, пытаясь не дать волнению отразиться в голосе.
– Чем ты дальше будешь отсюда сегодня ночью, тем лучше.
– Я понимаю, что не с девицей остаетесь, – сказал Василий.
– Какая может быть девица – ты бы первым княгине донес.
– Может, и не донес бы, – сказал Василий Иванович.
– Тогда иди, иди, справимся. Завтра с утра пораньше приходи. Понадобишься.
Василий Иванович колебался. Он не мог ослушаться князя, но не хотелось оставлять его. Тревожно.
Феликс подтолкнул слугу к дверям и сам вышел за ним следом.
И вовремя.
Во дворе, переступая с ноги на ногу, словно морж, в обтекающей бобровой шубе, покачивался доктор Лазаверт. Он пришел раньше остальных гостей.
– Вы на извозчике? – спросил Феликс вместо приветствия.
– Не беспокойтесь, – ответил доктор высоким, как бывает у больших толстых людей, голосом, – я расплатился на углу Невского.
Было темно, мела поземка, яркий фонарь покачивался от ветра над входом в подвал. Еще один фонарь был на набережной, недалеко от ворот, он тоже качался и гонял длинные тени на золотом снегу.