Задняя дверь последнего вагона начала открываться, и Вольс припустил еще быстрее. Этим вечером западная концепция бега ради поддержания физической формы вполне оправдывала себя. Вольс поравнялся с последним вагоном и прыгнул. Чьи-то руки подхватили его, и он оказался на площадке, на мгновение поскользнувшись, но удержав равновесие.
— Все в порядке, — произнес он, наконец разглядев лицо встретившего его человека. Не зря руки показались ему на удивление мягкими.
Перед ним стояла Анна, сменившая за последние годы с полдюжины фамилий, но всегда пользующаяся одним и тем же именем.
— Эфраим.
Он коротко обнял ее, все еще разгоряченный после бега, чувствуя, что начинает потеть под толстым зимним пальто.
— Стаковски в поезде?
— Он передал ампулу другому человеку. Проводник сказал, что тот едет со швейцарским паспортом на имя Томаса Рейнольдса. Я думаю, он американец.
— Что ж, поглядим.
Девушка открыла дверь, и Вольс вслед за ней шагнул в залитый ярким желтоватым светом широкий коридор, закрывая за собой дверь. Потом расстегнул пальто и посмотрел на Анну.
— Ты как будто постарела на двадцать лет.
Девушка рассмеялась, подтягивая завязанный под подбородком цветастый шарф.
— Краска с волос смывается. Возможно, когда все закончится, я тебе это продемонстрирую. А пальто на три размера больше, чем надо.
— Мне приказано доставить эту проклятую штуковину в Москву. Ты сможешь поехать со мной в Москву?
— Думаю, что смогу.
— Тогда, решено. Я покажу тебе, как наряжать елку. Скоро Рождество.
— Ты вспоминаешь о Рождестве?
— За время жизни на Западе я перенял кое-какие из их обычаев. Если оставить в стороне религиозную подоплеку, это прекрасный повод устроить себе несколько дней зимних каникул.
— Согласна.
— Кто за ним следит?
— Двое из тех троих, которых ты направил ко мне. Иван и Петр. Я поручила Василию приглядывать за Стаковски.
— Молодчина. — Все упомянутые имена были вымышленными, да и Анну на самом деле вряд ли звали Анной. Вольс терпеть не мог недомолвок и потому назвал ей свое настоящее имя в первый же раз, когда они вместе оказались в постели.
— Ты не завел себе подружку в Москве?
— В Москве у меня было несколько подружек, но все они и в подметки тебе не годятся. Веришь — не веришь, но это правда.
— Можно ли доверять человеку, столь искусному в распространении ложной информации?
— Да. — Вольс улыбнулся.
— Я тоже так думаю. — Анна ответила ему улыбкой. — Пошли.
Он последовал за ней по коридору, и, миновав три вагона, они оказались рядом с купе подозрительного швейцарского бизнесмена. Анна постучала в соседнюю дверь и та открылась. На пороге стоял человек, которого она назвала Петром. Он спрятал свой пистолет, пропуская Анну и Вольса и купе. Некоторые офицеры КГБ, а с их разрешения и подчиненные им люди, пользовались определенной свободой в выборе личного снаряжения. Вольс попадал в их число и наделял своих сотрудников теми же привилегиями. Слишком часто сделанное в России уступало своим западным аналогам.
— Ты прослушиваешь его купе, Петр? — Вольс заметил прослушивающее устройство, закрепленное на стене.
— Парень молчит как рыба. Оно и не удивительно, ведь он остался один. — Петр улыбнулся. — Дышит он как-то тяжело.
— Да, не приведи Бог иметь дело с помешанным. Где твой друг?
— В купе с противоположной стороны. Не думаю, чтобы Иван что-нибудь слышал.
Вольс закурил сигарету, сбросил пальто, достал из кармана пистолет и засунул его за пояс брюк, под свитер.
— Ты не успел услышать, о чем они разговаривали со Стаковски?
— Нет, товарищ майор.
— Дай-ка мне послушать. — Вольс приблизился и взял у Петра наушники. Дыхание и в самом деле показалось ему странным, но, возможно, их подопечный спал не больше его. Вольс приказал все разговоры во время выполнения задания вести по-английски, поскольку мало кто из сотрудников албанской тайной полиции понимал этот язык, а ему хотелось избежать излишних объяснений. — Где албанцы? — Он вернул наушники Петру.
— Я снабдил их деньгами на бутылку водки и приказал охранять первый вагон, чтобы американца не смогли, — Петр рассмеялся, — не смогли забраться в машинное отделение и — как же это называется — захватить! — не смогли захватить поезд.