Боевой командир с орденами на груди, пышущий здоровьем, энергией, позабыв об ужине и своей гостье, просил рассказывать не «коротенько», как Веденеев, а подробно, и это пришлось Колчину по душе.
Он говорил, слегка волнуясь, потому что замечал пристальный взгляд Гарзавиной.
— Я верил, что могу сделать больше, но не в лагере для военнопленных, а в тылу врага, если пошлют. Когда я разыскал новый адрес матери и в письме от нее узнал, что оккупанты убили мою сестру, — работа в лагере опротивела, я возненавидел… Больше не подходил для этой работы. Подал рапорт…
Колчин не касался того, как его готовили, проверяли и перепроверяли, какое первое задание дали ему, переодетому в форму немецкого офицера. Но Афонов понимающе кивал головой. Можно представить всю сложность дела и опасность: один среди множества врагов.
— Чуточку везения к вашей смелости и находчивости, — сказал Афонов, — и задание выполнено, затем второе, третье. Вы, лейтенант, были бы уже майором. Да-а. Возможности колоссальные. А здесь, в политотделе, будете киснуть. Впрочем, многое зависит от вас. Выпадет случай отличиться — не откажетесь?
— Для дела готов, — ответил Колчин, вставая.
— Веденеев говорил вам о предстоящем?ꓺ — намекнул Афонов на посылку обер-лейтенанта с письмом немецкого генерала.
— Да.
— Ваше мнение?
— Воздержусь высказывать, товарищ полковник. Я новичок здесь. Но хорошо знаю, что распоряжение начальника…
— Приятно слышать, лейтенант.
Колчин простился по-военному. На улице было уже темно. Он шел к политотделу, думая об Афонове. Полковник склонен недооценивать работу в политотделе — «будешь киснуть там…» А кто такая Гарзавина? Лейтенант медицинской службы для Афонова просто Леночка. Вероятно, отец Гарзавиной и полковник Афонов — давние друзья, и она, молоденькая девушка, находится под заботливой опекой.
Инструкторы еще не показались, Веденеева тоже не было. Игнат Кузьмич читал письмо. Увидев Колчина, обрадовался.
— Вот объясните мне, товарищ лейтенант, такой факт. Раньше я получал письма от сына на седьмой или восьмой день, как написано. А это — на третий день. Думаю, он недалеко отсюда. Верно?
— Может быть, — ответил Колчин. — Хотя письма теперь доставляют самолетами. Быстрее.
— Доставка стала быстрее, это правда. Но ежели к Кенигсбергу стягивают много войска, то и часть, в которой служит мой Сергунька, сюда переброшена. Так полагаю.
Так Шабунину хотелось, и Колчин сказал:
— Непременно встретитесь со своим сыном, Игнат Кузьмич.
— Ой, хорошо бы! — подхватил Шабунин и прослезился. — Один он у меня, больше никого… Ужинать будем, товарищ лейтенант, или всех дождемся?
— Подождем, Игнат Кузьмич.
Колчин снял шинель, стянул сапоги и прилег на койку. Спать он не собирался — надо подумать о завтрашнем дне.
Утром разбудил Колчина громкий разговор, происходивший за дверью, в соседней комнате. Он различил голоса инструкторов политотдела, с которыми познакомился за ужином. Колчину стало неловко. Проспал дольше всех! Хотя это после бессонной ночи в дороге неудивительно, и все же он испытывал конфуз. Одеваясь, Колчин прислушивался, не о нем ли говорят за дверью.
— Пополнение, товарищ подполковник, — докладывал старший инструктор Веденееву, которого вчера вечером не тревожили из-за болезни. — Восемнадцать политработников из резерва политотдела армии и запасного полка.
— Распределим сегодня же. Прежде всего в полк Данилова, там особенно не хватает… — голос у Веденеева спокойный, уверенный. Приступ малярии прошел.
Другой инструктор докладывал о принятых в партию, помощник начальника по комсомолу — о принятых в комсомол. Они предлагали того-то выдвинуть на должность парторга полка, того-то представить к очередному званию — давно пора! Они называли фамилии, вспоминали боевые подвиги коммунистов, которых хорошо знали, о многих других важных делах говорили, и Колчин думал, что эго вот и есть самое главное, а предстоящая работа нового инструктора мало кого занимает.
— Штейнер вернулся, — докладывали Веденееву, — и немцев привел. Восемь человек во главе с фельдфебелем.
— Отлично! — весть эта заметно обрадовала Веденеева. — Где Штейнер?
— Пишет отчет. Обстоятельно описывает, все, как было.
Колчин почувствовал облегчение: на сегодня есть работа. Он открыл дверь, остановился, щелкнув каблуками.
Разговор тут закончился. Веденеев ушел в свою комнату. Шабунин возился с котелками.
— Давай без церемоний, — сказал Колчину помощник начальника политотдела по комсомолу, тоже молодой лейтенант. — Присаживайся к столу.