Белову становится не по себе — он не ждал этой встречи. И вдруг появляется Олег Алексеевич Рыков, качает окровавленной головой с простреленным точно посередине лбом и говорит укоризненно:
— Что же ты, Саша, не предупредил о том, что меня хотят убить? Как же нам теперь с тобой быть, ведь комбинат беспризорный остался?
Саша чувствует, как на сердце его со всех сторон что-то давит. Если бы только комбинат остался беспризорным — фиг с ним, с комбинатом, на него охотников много. А вот Ванька остался беспризорным — этого уже не исправить! Хорошо еще, что хоть среди покойников его нет значит, жив мальчишка. А Ярослава? Как же она без него теперь, ведь она беременна? Кто о ней позаботится? А Витек, Ватсон, Федор и Власов? Нет, не время еще Белову умирать! Никак не время! Появится перед ним архангел, попросится он у бога вернутся обратно на землю. Ведь нельзя ему умирать теперь, никак нельзя! И так страшно захотелось Белову жить, что он проснулся!
Вокруг больничная палата, белый потолок, голова болит, как после затянувшегося банкета. На койке рядом спит похрапывающий полпред, а у окна на кровати сиди? Введенский. Генерал читает газету. Он увидел, что Белов очнулся, встал, пошатнулся, удержался за спинку кровати и улыбнулся.
«Так что это, я не умер, или меня архангел воскресил?» — подумал Белов, оглядываясь вокруг.
Скосил глаза на свое тело, накрытое одеялом, чуть-чуть пошевелился — никаких ранений вроде бы нет, голова только сильно болит. Потрогал голову — ни бинтов, ни ссадин. Введенский тоже цел-целехонек, да и на похрапывающем полпреде не видно окровавленных бинтов.
Генерал тем временем подсел к Саше на кровать. Белова терзал вопрос — что же случилось, что это было перед тем, как проснуться — обычный сон или же он все-таки умер и побывал в загробной жизни. Братья, враги, мама…
— Ну с добрым утром, — улыбнулся Введенский, — голова не бо-бо?
— Как с перепою, — хрипло ответил Белов, — а что вообще произошло?
— Спецоперация по освобождению заложников, — хитро ответил Введенский, — могу тебе сказать, что все нормально, вое пассажиры и экипаж живы.
— А Шаман?
— Шаман там, где ему и положено быть, — ответил генерал, нахмурившись, — в следственном изоляторе в Москве.
— А мы?
— А мы с тобой в госпитале летной военной части, — поясню: Введенский.
— Что случилось-то? — спросил Белов. — Я ни фига не помню!
Он никак не мог понять, каким таинственным образом из салона самолета он переместился в госпиталь.
— С сумке с долларами была специальная емкость с усыпляющим газом, — ответил Введенский, — она действует моментально. Тысячной доли в воздухе хватает, чтобы вырубить человека на несколько часов. Когда все женщины и дети покинули самолет, я нажал на устройстве управления, вмонтированном в часы специальную кнопочку, и газ пошел, Шамана и вас с полпредом сильно окатило, а я подальше сидел, потому и очнулся раньше. Кстати, гранаты на поясе у Шамана оказались пластмассовыми учебными, а в багажном салоне вообще никакой взрывчатки не было.
— Значит, зря весь этот сыр-бор, — понял Белов, садясь на кровати, — надо было мне скрутить его, надавать по шее и все бы закончилось.
— Нет, — помотал головой Введенский, — рисковать нельзя было, ты правильно сделал, что не полез. Никто ведь не знал, что гранаты учебные, а в багаже нет пластида. Тем более, Шаман человек с больной психикой, с ним нужно быть предельно осторожными. Но вы с полпредом держались молодцами.
— Да уж, — усмехнулся Белов, — слетали в Красносибирск…
Введенский нахмурился еще больше и сказал:
— Саша, у меня для тебя не слишком хорошая новость. Произошло несчастье. Олега Рыкова застрелили из снайперской винтовки на празднике в Красносибирске.
— Как застрелили? — подскочил на кровати Белов. — Когда? Праздник же сегодня только должен был состояться!
Введенский покачал головой.
— Мы с тобой лежали без сознания почти двое суток, — объяснил он, — газ так действует. Нам снотворное кололи, иначе бы мы от головной боли сдохли просто. Так что праздник в Красносибирске ты проспал, да и не праздник там получился, а — сам понимаешь…