«Адмирал Нельсон» мужественно защищался и даже ухитрился больно ударить меня по спине кормовым веслом. Но это было пустяком по сравнению с «потерями» противника. Его матросы не могли грести. Они пытались поймать Ромкину удочку руками, пока один из них не ухватился за крючок. Заревев от боли, он упал в шлюпку и больше участия в бою не принимал. Маленький крючок сильно впился ему в руку. «Адмирал» видел, что положение его «флота» скверное. Он прыгнул к веслам и вдвоем с оставшимся, но побитым матросом погреб к берегу.
— Сдавайся, Нельсон! Ты напал на русскую эскадру. Перед тобой адмиралы Сенявин и Ушаков. Мы всегда таких «нельсонов» били и бить будем! — кричали мы.
«Волна», как оса, крутилась вокруг «Ежа». Она заходила и вперед, и назад, и шла рядом. Ромка наносил удары. В конце концов Нельсон не выдержал:
— Хватит. Сдаемся! Игры не понимаете.
— Нападать не будешь! Помни русский флот!
Мы прекратили «военные действия» и, гордые своей победой, продолжали прерванный путь.
— Мы еще увидимся! — закричал вдогонку нам Нельсон. — На обратном пути королевский флот вас встретит!
— Мало получил. Еще хочет! — засмеялся Ромка.
Удочка наша испорчена. Конец у нее обломался, и ловить ею рыбу уже нельзя. Но мы об этом не жалели. Враги были посрамлены.
Миновав Елагин мост, мы увидели яхт-клуб — зеленое деревянное здание с башенкой, почти все скрытое густой листвой деревьев. У берега виднелся лес мачт. Это между плавучими мостками стояли яхты. Одна из них лавировала у самой Стрелки. Белое крылышко паруса то наклонялось, то выпрямлялось. Через несколько минут «Волна» стукнулась о мягкий, обитый парусиной, край мостка. Мы вылезли, закрепили лодку за рым и начали разминать затекшие ноги.
— Давай обедать. Есть хочется страшно, — сказал Ромка.
— Давай. Поедим, отдохнем немного, а там и к заливу выйдем.
Недалеко от места, где мы пришвартовали лодку, прямо на мостках сидели два человека и играли в шахматы. Оба — в белых спортивных костюмах и теннисных туфлях.
Один из них был с черной с проседью бородкой, с такими же усами и широким картофелеобразным носом, на котором сидели круглые роговые очки. Его партнер был значительно моложе, со светлыми, выгоревшими на солнце волосами.
— Тэ-экс! Делаю ход ферзем и объявляю вам шах, дорогой Серафим Владимирович, — говорил нараспев человек в очках.
— Николай Юльевич, вы бы лучше другой ход сделали, а то дело пахнет керосином, — засмеялся светловолосый и, подумав, переставил фигуру.
— Когда одна сторона не знает своего противника, то она всегда проигрывает. Мат! — неожиданно сказал Николай Юльевич и повернулся к нам. Серафим Владимирович стал молча собирать шахматы. Мы с Ромкой только что начали уничтожать наши продовольственные запасы.
— Приятного аппетита! — взглянув на нас, сказал Николай Юльевич. Из-за очков смотрели черные веселые и очень блестящие глаза. — Откуда изволили прибыть?
— Мы с Мойки, — ответил я, прожевывая картофелину.
— Ого! Издалека, значит. А это что, ваше судно? Разрешите посмотреть?
— Пожалуйста, посмотрите, — с гордостью разрешил Ромка.
Николай Юльевич подошел к «Волне», внимательно осмотрел ее, подергал за форштевень так, как будто бы ожидал, что он должен отвалиться, и одобрительно покачал головой.
— Великолепно! Серафим Владимирович, вы только посмотрите на это чудо двадцатого века, — сказал он, обращаясь к своему партнеру, который тоже подошел к «Волне». — Так как же вы на этой посудине плаваете? — повернулся снова к нам Николай Юльевич.
— Как? Да так просто и плаваем, — обиделся Ромка.
— И под парусами? Не переворачиваетесь? Ведь только подумать надо — с Мойки! Куда же направляетесь? Не в Петергоф ли случайно?
— Пошли бы и в Петергоф, если б остойчивость лучше была. Валкая она очень, — ответил я серьезно, польщенный вниманием этого солидного человека. — А пока так, до взморья решили дойти.
— Молодцы, право, молодцы! Я же всегда говорил, что стремление к морю и флоту у наших мальчиков огромно. Какое же должно быть это стремление, если эти два «мореплавателя» буквально на корыте — два шпангоута, три доски и киль — делают поход черт знает откуда! И готовы были бы идти в Петергоф, да, видишь ли, остойчивости не хватает! — возбужденно говорил Николай Юльевич.
Мы стояли и ничего не понимали. А Николай Юльевич закурил и продолжал более спокойно:
— Это называется тяга к морю. Это будущие моряки. И не на таких корытах им нужно учиться, а вот, вот что нужно развивать. — Он показал рукой на стоявшие у мостков яхты. — В советское время возможно построить много судов, привлечь на яхты наших мальчиков. Да что ты молчишь, как дерево? — вдруг сердито закричал он на неподвижно стоявшего Серафима Владимировича.