Вот так протекало трудное детство Гавриила Михайловича. Теперь он впервые ехал на родину после Испании. Весть о его приезде разнеслась с быстротой, на какую только способна была человеческая молва. С деревенской непосредственностью люди шли толпой, не считаясь со временем и обстоятельствами, посмотреть на земляка, первого среди них Героя Советского Союза, летчика и большого командира. Это не санаторий, здесь нельзя было отделаться отговоркой. Гавриил уже дал согласие выступить в школе, перед собранием колхозников, в городе Кадоме, а приглашениям не было конца.
Он еще не успел наговориться с родными, как неожиданно пришла телеграмма с приказанием отбыть в Москву.
В управлении кадров, куда явился Прокофьев, сообщили, что решением наркома обороны он назначен помощником главного штурмана ВВС. Страшно было подумать: отныне его начальником станет Борис Васильевич Стерлигов. Невольно вспомнился первый экзамен по аэронавигации, холодный, пронизывающий подобно рентгену взгляд серых почти немигающих глаз Стерлигова.
В связи с назначением на должность Прокофьеву было указано время для представления Алкснису. Яков Иванович принял радушно и сразу же спросил:
— Отвечает ли это назначение вашим интересам?
— У меня был другой план. Хотел вернуться в родную бригаду. Да и опыта у меня нет, рано на такую должность.
Алкснис молча и внимательно рассматривал Прокофьева, видимо, пытался уловить какую-либо рисовку. Но поведение собеседника говорило о том, что перед ним искренний человек.
— Товарищ Прокофьев, да у вас богатейший боевой опыт. Было бы преступно замкнуть его на одной бригаде. Нет, вы передайте его всем нашим авиаторам, так будет справедливее. Между прочим, сколько вам лет?
— Только что исполнилось тридцать.
— Тридцать. Это уже не мало. Вы старше республики, — Алкснис улыбнулся. — В двадцать три года меня, как и вас, назначили помощником, только командующего войсками Донского округа. Отказываться не мог, не было морального права. Хотя тоже был куда как неопытен. Ведь выбор в стране ограниченный, а нужда большая. И назначили не просто место занять, а работать по-настоящему. Вот и пришлось все постигать чрезмерным усилием. Что греха таить, были и ошибки. А каждая ошибка — это рана, физическая или моральная. Для вас сейчас проще. Если трудно, можно и отказаться. Знаете, выбор есть, значит, и моральное право есть, чтобы не перегружаться...
— Вы меня не так поняли. Я буду работать столько, сколько нужно. Я хотел сказать, что во имя дела...
— А вы думаете, вас назначили во имя чего-то другого? — перебил Яков Иванович. И тут же переменил тему: — А ведь я вас помню, товарищ Прокофьев, по ейской школе.
— Да, по стечению обстоятельств вы принимали экзамен вместе с теперешним моим начальником Борисом Васильевичем. И я не знал, кого больше бояться, вас или его.
— В то время я тоже сдавал ему экзамен по штурманскому делу и дрожал не меньше вашего. Ведь для Стерлигова только один авторитет — знания...
Борис Васильевич был действительно большим специалистом, пять лет возглавлял штурманскую службу ВВС РККА. Он не помнил Прокофьева раньше, как Алкснис, поэтому первоначальное отношение к своему помощнику у него было более чем сдержанное. Видимо, где-то в душе таилось сомнение: молод, герой Испании, возможно, чей-то протеже или даже выскочка. Не желая компрометировать Прокофьева прямым экзаменом по существу дела, он дипломатично, а этого ему было не занимать, проверял Гавриила Михайловича рядом разнообразных, иногда и противоречивых заданий. Убедившись, что помощник не только знает дело, но и, не стесняясь, может прямо высказать свою точку зрения, даже если она расходится с мнением начальства, Стерлигов проникся уважением и доверием к Прокофьеву.
Большую пользу извлек и Гавриил Михайлович, общаясь с умным, всесторонне грамотным начальником штурманской службы ВВС. Нашлись и общие черты характера: Стерлигов не любил длинных докладов, Прокофьев, в свою очередь, не любил длинно говорить. От этого совместная работа приняла деловой, предельно конкретный характер.
По поручению Алксниса и с одобрения Стерлигова Прокофьев постоянно разъезжал по частям и занимался подготовкой летчиков. Делился опытом, проверял штурманскую службу. Его кабинет в управлении ВВС большей частью пустовал, а рабочим местом стало жесткое сиденье самолета, к которому Прокофьев привык и не хотел менять на другое, удобное, обшитое кожей, но неподвижное.