С трудом отыскав промежуточные аэродромы посадки: Шихо, Чучень, Сучьжоу, — Прокофьев мысленно соединил их ломаной линией, которая должна стать маршрутом полета. Нечего сказать, аэродромы! Никто никогда их не видел и не читал о них. Что это, действительно аэродромы или только станут ими после того, как на них сядет ведомая Прокофьевым группа истребителей? Неизвестны даже размеры, не говоря уж об условиях посадки на них.
От Урумчи до Хами самый короткий путь проходит между хребтами Богда-Ула и Беркей-Таг, которые поднимаются до четырех тысяч метров. А кто их точно измерял? Вся карта не внушала доверия, несмотря на штамп: «Картографическое общество Российской империи».
Пролетев первые десятки километров по незнакомой трассе, Прокофьев убедился в правомерности своих сомнений: за государственной границей горы оказались действительно выше, чем это можно было определить по карте. На многих из них ослепительно блестел снег. Прокофьев повернулся к летчику:
— Возьми правее вершин, чтобы истребители шли свободнее. С маршрута не собьемся, за хребтами будет озеро Эби-Нур, от него Урумчи найти не трудно.
Вскоре они увидели это озеро. Справа стеной тянулся хребет. Слева, насколько хватало глаз, желтела однообразная пустыня. Так, держась за горы, словно за стену, они вышли точно на Урумчи. С высоты город выглядел небольшим скоплением однообразных домиков с плоскими крышами. Запоминающейся была только широкая глинобитная стена вокруг него, К северной части Урумчи вплотную примыкал маленький аэродром с несколькими легкими самолетами.
Летчик прошел над стартом и потом категорически заявил, что на СБ им здесь без аварии не уместиться.
— У нас нет выхода. Смотри, как будут садиться истребители, приспосабливайся, — посоветовал Прокофьев.
К счастью, аэродром оказался с большим уклоном, что не было видно с воздуха, поэтому посадка прошла вполне благополучно.
Первым встретившим их человеком оказался, к общему удивлению, знакомый штурман Ищенко, который прилетел сюда тремя днями раньше. Он уже хорошо знал обстановку и внес ясность в перспективу дальнейшего полета.
Оказывается, Урумчи — лучший аэродром среди всех на этом пути. Правда, на нем, как и на остальных, не было бензина.
— Вот, — Ищенко показал в сторону приближавшегося человека, — от него все зависит.
— Кто это? — спросил Прокофьев, разглядывая небольшого роста, плотного китайца в сером европейском костюме.
— Местный царь и бог, генерал Шень Шицай — губернатор Синьцзяна. Я о нем услышал, едва пересек границу Китая. Хитрый. Он сделал в один день то, что не могла сделать история за сотни лет. Чтобы объединить враждовавшие уйгурские и дунганские княжества Синьцзяна, Шень Шицай, командуя здесь войсками, четыре года назад пригласил всех местных владык на торжественный обед, напоил, накормил, потом по одному поставил всех к стенке. Таким образом решил вековую проблему примирения. После этого объявил себя губернатором провинции, присвоил чин генерала и для полной независимости ввел свою денежную систему, а также учредил герб. Сам Чан Кайши давно заигрывает с ним. А Шень только в связи с войной перестал выражать к нему явное презрение. Но к нам относится сносно. Любит подчеркнуть свою симпатию к русским. Говорят, ради этого держит в правительстве белогвардейского генерала Бехтеева.
Прокофьев не ожидал, что на свое «здравствуйте» услышит вполне сносное «сстрассте». Неподдельное удивление Прокофьева вызвало у губернатора широкую улыбку. С ним можно было объясняться по-русски. Он не понимал только то, что не хотел понимать.
В конце концов Прокофьеву удалось выяснить срок, когда прибудет караван верблюдов с бочками бензина. Шень сказал, что на всех остальных аэродромах бензин уже есть. Действительно горючее на всех промежуточных аэродромах было, хотя взлетно-посадочные полосы оказались короткими и неровными. Летчикам пришлось много потрудиться, руководя сотнями крестьян, работавших по подготовке аэродрома.
Видимо, у японцев хорошо была налажена разведка, потому что как только в Ланьчжоу зарулил на стоянку последний севший самолет, появилась группа вражеских бомбардировщиков. Правда, в результате бомбардировки не пострадал почти ни один самолет. Однако налет показал острую необходимость в истребительном прикрытии. Это понимали и советские представители, и китайское руководство во главе с заместителем командующего ВВС генералом Мао Панчу, с горечью признававшем неспособность китайских летчиков пока отражать воздушное нападение. Во время банкета, устроенного в честь благополучного завершения перелета, генерал вернулся к теме воздушного прикрытия и предложил прямо сейчас опросить советских летчиков, желающих остаться добровольцами. Мао Панчу хорошо владел русским языком. За время учебы на летных курсах в СССР он убедился в верности советских людей идеям интернационализма, верил их искреннему желанию помочь китайскому народу и не сомневался, что если не все, то большинство летчиков откликнутся на его призыв. Прокофьев и сам понимал необходимость пресечь безнаказанность действий японской авиации, но, не имея полномочий решать подобные вопросы, просил отложить до завтра. Рано утром он направился к Акимову, советнику губернатора провинции Ланьчжоу.