Странно, но немцы не попадались. Не было слышно и выстрелов. Когда подошли к мосту через реку Егорлык, Шевченко приказал всем оставаться в лесу, а сам направился к дороге. Спустя минут пятнадцать ребята увидели, как он одним махом выскочил из кустов и, выставив пистолеты, громко крикнул:
— Стой!
Скрипя тормозами, перед самым его носом остановилась полуторка. Первым выскочил из машины пожилой военный и поднял руки. Шофер, примерно таких же лет, в это время пытался вытащить из кабины винтовку.
— Но-но, папаша, не дури, — тронул его за плечо Шевченко, — перед тобой не фашист.
— Гитлер тебе папаша, — рявкнул шофер, — раз наставил оружие в грудь советскому человеку, значит фашист!
— Беда у нас — командир ранен, умирает. Надо срочно помочь, — сбавил тон Шевченко.
— Тогда вот он по части медицины, — тоже смягчившись, показал шофер на своего пассажира, до сих пор стоявшего с поднятыми руками.
— Откуда вы? — спросил Шевченко у шофера.
— Из Армавира, догоняем свой медсанбат, а теперь едем в Невинномысск. Больше некуда, дорога только одна.
Принесли Прокофьева. Доктор наклонился над ним, снял тряпки и осмотрел рану. Потом он подошел к кузову:
— Зина, бикс, сумку, стерилизатор, быстро! — Скомандовал так решительно, словно был в операционной. — Попробуем пока поддержать вашего командира. Но требуется срочная операция...
Невинномысск спешно эвакуировался. Многие здания были разрушены. Кое-где еще дымились обгоревшие остовы деревянных домов. Похоже, бомбили утром.
Городская больница, превращенная в госпиталь, тоже эвакуировалась. Метался от здания к машинам и обратно младший медперсонал, подгоняемый врачами, уже сидевшими в кабинах с пакетами и коробками на коленях. Поэтому, когда к подъезду подкатила полуторка, все удивленно уставились на нее.
— Нам нужна операционная и ваша помощь, — обратился врач, приехавший из Армавира, к своему коллеге.
— Исключено, милейший, все уже вот здесь, — показал тот на кузов автомашины.
— Но это случай, не терпящий отлагательства. Глубокое проникающее ранение. Возможно, началась гангрена.
— Я же вам сказал, это исключено, все дестерилизовано.
— Ну вот, слышите, — обернулся врач к Шевченко. — Просите вы.
— И попрошу, — решительно заявил тот и шагнул к машине. — А ну, вылезайте, — рванул дверцу кабины. — Это наш командир ранен, Герой Советского Союза! Понятно?
...Операция прошла благополучно. Местный врач последний раз чертыхнулся по поводу грубости со стороны Шевченко, бросил инструмент, на ходу стал снимать маску, фартук, бахилы.
Едва Прокофьева вывезли из операционной, совсем рядом грохнул взрыв. Потом еще... Между разрывами слышался гул самолетов. Шевченко прижал каталку с полковником к стенке и приказал всем лечь на пол. Слышно было, как при каждом взрыве вскрикивала медсестра Зина.
Но только прекратилась бомбежка, Шевченко поднялся и, к своему удивлению, не обнаружил ни врачей, ни Зины. Он кинулся к окну и увидел, как весь персонал убегал через двор.
— Догони! — скомандовал он одному из своих товарищей.
— Вы мне надоели, молодой человек! — накинулся местный врач на Шевченко, возвращаясь под конвоем. — Мы свое дело сделали и не хотим попасть в плен, как того, видимо, желаете вы. Пустите нас, мы доберемся к своим пешком.
— А как же полковник? И зачем пешком? Давайте погрузим командира на машину и поедем...
Не доезжая Минеральных Вод, они увидели у самой дороги санитарный самолет У-2. Летчик, размахивая шлемом, просил остановиться.
— Товарищи, помогите, кончился бензин, сел на вынужденную.
Бензина и у них было совсем мало. Шевченко предложил такой план. Он с Прокофьевым останется у самолета, бензин они добудут. А остальные пусть едут дальше. Однако вскоре подошла колонна машин. Возглавлял ее подполковник, который знал Прокофьева. Он сам приказал слить бензин понемногу со всех машин для самолета.
Консилиум пятигорских врачей сошелся на мнении, что ранение у Прокофьева тяжелое, надежд на скорое выздоровление нет, поэтому необходима эвакуация в тыл.
Длинным, кружным путем Прокофьева доставили в конце концов в Чкалов. Уже на следующий день в палату к нему вошел заместитель командующего ВВС округа: