Времени размышлять не осталось.
Впереди мелькнула узкая чистая полоска песка. «Хейнкель», который так и не выпустил шасси, заскользил на брюхе со скоростью 250 километров в час. Я увидел, как взорвался правый мотор, превратившись в клубок огня. Машину развернуло, она понеслась к морю и влетела в воду, где и остановилась.
Вода хлынула в заднюю кабину и поднялась до пояса. На пляже Сан-Себастьяна метались гражданские гвардейцы в странных черных шляпах, они были страшно возбуждены. Несколько испанцев, голые, как жители Таити, поплыли к нашему разбившемуся самолету.
Они вытащили нас на крыло нашего бомбардировщика, а потом перенесли в лодку. Примчалась «Скорая помощь».
Ну вот, война закончилась и для нас.
Мы остались живы, Бог нас спас.
Мои раны можно было счесть его благословением.
Я провел несколько месяцев на больничной койке, но сохранил свои силы и свою веру.
Я не испытал горечи, как те, кто оказался в руках наших противников.
Я уцелел, чтобы записать для истории деяния моих солдат. Я мог защитить их от лживых врагов, не знающих, что такое доблесть. Я мог рассказать героический эпос о боях на Донце и Дону, на Кавказе и в Черкассах, в Эстонии, Старгарде и на Одере.
Однажды священные имена наших павших снова будут произноситься с гордостью. Наш народ, услышав эту историю славы, ощутит, как сердце забьется чаще. И он узнает своих сыновей.
Да, мы были полностью разбиты. Нас рассеяли по всему миру и безжалостно преследовали.
Но мы могли смотреть в будущее с гордо поднятой головой. История воздаст должное доблести наших солдат. Мы пожертвовали своей юностью в борьбе против мерзостей этого мира. Мы сражались за Европу, за ее веру, за ее цивилизацию. Мы поднялись до высот искренности и самопожертвования. Раньше или позже Европа и весь мир признает справедливость нашего дела и чистоту наших помыслов.
Злоба умирает, задохнувшись собственной глупостью и ущербностью, но величие бессмертно. И мы живем в величии.