Лейтенант оттачивал свое стрелковое мастерство не только на полигоне. Будущих защитников священных границ Рейха учили уверенно посылать пули в затылки евреям, полякам, русским и другим заключенным в концлагерях.
Он не ожидал, что в лагерях так много заключенных. Их требовалось уничтожить до прихода Красной Армии, если она все же прорвется. Эти истощенные до предела люди, больше похожие на скелеты, обтянутые кожей, вряд ли представляли какую-либо опасность.
Но приказы не обсуждались. Кроме того, это входило в программу учебного процесса наравне с умением атаковать и обороняться, стрелять из «фаустпатронов» и давало ясно понять, что приход русских — смерть для народа Германии.
Лейтенант, а тогда еще кадет, ходил по узкой дорожке надо рвом, где лежала груда мертвых и еще шевелящихся тел, а уставшие от непрерывного убийства эсэсовцы показывали парню цель:
— Всади пару очередей вон в тот угол. Там еще шевелятся.
Запыхавшийся кадет возвращался с пустым автоматом:
— Патроны кончились. Надо бы еще…
— Ладно, хватит. Их все равно сожгут.
Своих собратьев сжигали сами заключенные, и жирный черный дым поднимался к небу, донося запах горелого мяса. Некоторых тошнило, но спортсмен был выносливым парнем и умел держать себя в руках.
Почему именно этот ров промелькнул перед глазами в последние секунды жизни? Неправда, его жизнь никогда не кончится! А русский офицер с автоматом исчезнет, как жуткое видение.
Лейтенант ахнул, испытывая жуткий, неведомый до этого страх неотвратимой смерти еще до того, как пули вырвались из ствола вражеского автомата. Очередь вошла точно в грудь. Колени подломились, и лейтенант свалился под ноги выбегавшим из блиндажа солдатам, которых тоже ждала такая же участь.
Артиллеристы успели схватить свои карабины, но времени воспользоваться оружием уже не осталось. Их расстреливали из автоматов на площадке перед блиндажом, и они падали один за другим. Кто-то метнулся назад, в открытые двери. Взрывы гранат добили их внутри блиндажа.
Не ожидавшие ночного нападения, артиллеристы сумели огрызнуться в ответ. Наиболее опытные, понимая, что нет времени одеться, выскакивали босые, в одном белье, но успевали загнать обойму в карабин и сделать несколько выстрелов.
Раненый унтер-офицер, побывавший в подобных переделках под Брянском и в Белоруссии, метнул две гранаты. Они не спасли его и товарищей по батарее, однако один разведчик был убит, другой ранен.
Взрывы оглушили нападавших. Возникла минутная пауза, но немецкие артиллеристы не сумели ею воспользоваться. Кинуться на красноармейцев помешала растерянность. Бестолковая стрельба в темноту ничего не дала.
А через полминуты снова заработали русские автоматы с емкими круглыми дисками. Одна из очередей угодила в живот унтер-офицеру, оставив его умирать возле расщепленной взрывами двери блиндажа.
Упрятанный в капонир «тигр» находился на возвышенности. Попытка взорвать его трофейным «фаустпатроном» не удалась. Красноармеец выстрелил с расстояния семидесяти метров и промахнулся. Огненная стрела пропахала бруствер. Теряя силу ударилась о толстую броню и рассыпалась роем сверкающих искр, оставив на ней лишь мелкие вмятины.
Пехотный лейтенант, входивший в ночную штурмовую команду, неплохо владел «фаустпатронами» и неделю назад взорвал точным выстрелом тяжелую немецкую самоходку. Он выругался в сторону поторопившегося подчиненного и поднял прицельную рамку «фаустпатрона», готовясь нажать на спуск.
Его опередил наводчик «тигра». Электромотор с легким жужжанием провернул плоскую башню на шестьдесят градусов за десять секунд. Яркие фары ослепили лейтенанта. Бьющий в глаза свет и вспышка были последним ощущением в жизни двадцатилетнего лейтенанта.
Он даже не почувствовал боли, когда трасса скорострельного пулемета прошила насквозь его тело. Он видел горящий танк, пламя било во все стороны, и лейтенант уходил в темноту с чувством победы. На самом деле это была вспышка «фаустпатрона», спуск которого он успел нажать последним усилием онемевших пальцев. Заряд прошел мимо цели.
— Уходим наверх, — приказал механику командир танка. — Нас обложили со всех сторон.
Но сделать это было не так просто. Машина весом шестьдесят тонн, с мощным, но порядком изношенным двигателем, с ревом месила коварную весеннюю землю. Она хорошо оттаяла за ночь (не раз прогревали мотор) и тормозила движение широких гусениц.
Пехотинец из роты погибшего лейтенанта и сапер лежали, вжавшись в ломкую, подмерзшую за ночь траву. У обоих имелись противотанковые гранаты, и оба знали, что когда танк выползет наружу, три его пулемета прикончат их. Оставалось либо бежать от опасности, либо кидаться навстречу ей.