Нас поселили на самом краю Второй улицы (именно так), где для таких, как мы, построили казарму для новичков. Ничего необычного: одноэтажное бревенчатое здание на тридцать-сорок человек по принципу «не маленькие — сами за собой ухаживайте». Помогал нам освоиться комендант — одноногий старый пират с ужасно скрипучим протезом и большой лысой головой. Я его сразу окрестил Сильвером в память о прочитанной в детстве старинной книге о пиратах. Даже в шутку назвал его так, и удивительно — старику, отзывавшемуся на прозвище Деревяшка, понравилось новое имя. Так он и заявил, что отныне будет Сильвером. А кто против — познакомится с его тяжелой деревянной ногой.
Помимо коменданта в штат казармы входили парочка рабов: плотник и сапожник. Были еще две прачки, тоже из тех несчастных, что попали в лапы корсаров в свой неудачный день. Причем обе были дарсийками. Здесь они находились уже три года и уже потеряли надежду, что их выкупят родственники. Как же неистребимо в человеке желание думать, что о нем кто-то беспокоится. Я не озвучивал свои мысли, что родственники несчастных могли уже свыкнуться с мыслью, что их нет в живых. Так легче тем, кто не хочет расставаться с деньгами.
А в остальном мы могли свободно перемещаться по острову, посещать единственный здесь кабак, совмещенный с борделем — что уже являлось признаком цивилизации. Лишь бы деньги водились. Но у нас их не было. А питались мы за счет «общака», как я в шутку прозвал пиратскую казну, которую держал Эскобето. У командора всем этим общаком заведовал хмурый и вечно настороженный казначей по имени Белле. Он даже на улице появлялся увешанный смертоносным железом с ног до головы, а за ремнем демонстративно торчал двуствольный пистолет. Белле мог бы являться объектом грубых шуток пиратов, но все знали, что казначей крайне вспыльчив к словам, могущим нанести вред его ранимой натуре. Проще говоря: это был человек, с которым надо было вести разговор без излишних подколок. Он не понимал шуток. Шептались, что уже парочка идиотов нашли свою смерть от его руки и покоятся на дне бухты.
Капитаны всей островной эскадры жили в самом центре города, и найти их было достаточно просто. Если встать на Лобном месте и внимательно посмотреть вокруг, отмечая, сколько здесь двухэтажных домов, то их окажется ровно шесть. Один можно сразу проигнорировать. Это кабак и публичный дом в одном флаконе. А вот остальные пять — это добротные здания из камня и дерева. Первый этаж построен полностью из дикого нетесаного камня, а второй — из дерева. Вот в этих домах и жили наши славные капитаны. Остальные не имели права выделяться столь ярко. Статус не позволял.
Мы находились на Инсильваде уже пять дней, но до сих пор не видели в лицо своего капитана. Свейни — первый помощник Эскобето — который привел нас к месту жительства, предупредил, что скоро капитан Хаддинг соизволит провести смотр новичков, а пока нужно сидеть ровно и не дергаться. Мы и не дергались, спокойно изучая город и его окрестности, а по вечерам делились впечатлениями. Так что к тому дню, когда шкипер «Твердыни» соизволил посетить свой корабль, наш небольшой отряд имел кое-какое представление о людях и привычках города.
Глава 17. «Твердыня»
— Который здесь Игнат? — окликнул нас недомерок в шароварах, заправленных в потертые сапоги.
— Зачем тебе? — недовольно спросил Ардио, дернув плечом. — Кто ты такой, вообще, клоп?
— Но-но! — пират даже сделал шаг вперед, схватившись за рукоять абордажной сабли. — Язык укорочу — «мама» сказать не успеешь! Приказ капитана Хаддинга, понятно? Мне сказали, что вы постоянно вчетвером крутитесь, словно девки на посиделках! Давайте, берите свои шмотки — и дуйте на «Твердыню». Там будете жить первое время.
— Мал клоп, да вонюч, — глубокомысленно изрек Ансело, поднимаясь первым. — Да не дергайся ты, паренек! Ты сам тоже с «Твердыни»?
— А то! — подбоченился недомерок. — Меня сам капитан уважает. Любой скажет.
— Как тебя зовут, уважаемый? — спросил я. — Нам ведь на одном корабле ходить.
— Оддо. Можешь так звать, — этот недо-пират был настолько уморителен в своем желании выглядеть по статусу выше нас, что я невольно улыбнулся, правда, старательно пряча улыбку, наклонив голову.