Начальник штаба задумчиво почесал кончиком карандаша нос.
— Предложение Дивина безусловно заслуживает самого пристального внимания, — начал он неторопливо. — Есть, разумеется, в его плане несколько уязвимых мест. Ну, по крайней мере, на мой взгляд, — уточнил он, заметив удивленно-вопросительный взгляд экспата. — Да-да, есть там шероховатости. Но, в принципе, как основа для планирования операции, его задумка представляется весьма и весьма перспективной.
— Да что там, толково придумано! — горячо проговорил Прорва. — Гришка — он голова!
— А сам-то что же? — незамедлительно поддел его Хромов. — Привык за спиной Кощея отсиживаться, а так ведь больше не получится. Не забывай, Рыжков, ты нынче не рядовой летчик, как прежде, а командир эскадрильи. И мыслить теперь должен соответственно!
— В голову ничего не приходит, товарищ подполковник, — смутился Прорва. — Не привык еще, — он развел руками.
— Не привык! — передразнил его Батя. Взялся за подбородок и задумчиво поскреб его. — Прав начштаба: в качестве основы принимаем план Дивина. Но дорабатываем его так, чтобы комар носа не подточил. Это уже к вам, — повернулся он к Зотову. Тот молча кивнул. — Поехали дальше. В первом приближении, Рыжков и Гулькин идут в группы подавления. Кощей — ударная группа. Детали позже. Все на этом!
Инициатива имеет инициатора, чертыхнулся про себя экспат, выходя из штаба. Вот кто просил его высовываться? А теперь придется крутиться-вертеться изо всех сил, чтобы и задание выполнить, и самому не сгинуть над этим проклятым мостом. Получится ли?
Глава 7
Главное, дотянуть до своих, думал Григорий, стискивая зубы. Такой послушный раньше «ильюша» теперь стал вдруг непривычно-тяжелым, чужим. Дотянуть, а там, в конце концов, можно и прыгнуть с парашютом. На земле будут наши, они обязательно помогут. В этот момент штурмовик, точно необъезженный конь, попытался резко завалиться на крыло. Но экспат вовремя среагировал и помог самолету выправиться, снова перейти в горизонтальный полет.
Не получится, ясно осознал Дивин. Не дотяну. Стрелка, указывающая на температуру масла в двигателе, вплотную подошла к красной черте. А это значит, что совсем скоро движок начнет работать с перебоями, а потом…а потом попросту остановится. И чудо, если удастся плюхнуться на «брюхо». Значит, все же прыгать? Перед глазами встал Валерка Катункин. Не-ет, повторять его печальную судьбу Дивин не собирался. Если встанет вопрос выбора, то он с огромным удовольствием продемонстрирует фрицам, на что способен мантис в боевой форме. И плевать на раскрытие секрета — глотать бензин и потом медленно превращаться в обугленную головешку? Хрена вам лысого, гансики!
Экспат автоматически прибрал обороты и перевел машину в небольшое снижение. Так, чтобы и высоту особо не терять, но в то же время немного уменьшить нагрузку на мотор. Авось, поработает еще чуток, выиграет драгоценные метры-километры. Чтобы к своим добраться можно было побыстрее. Григорий уже смирился с неизбежным — придется идти через немецкий тыл к линии фронта. Хорошо еще, что не брал в полет стрелка, сейчас он стал бы для него откровенной обузой. А так, в одиночку, да еще в шкуре неведомой для землян зверушки, у Дивина очень даже неплохие шансы вернуться. Если разобраться, опыт подобный уже имелся.
Двигатель чихнул в последний раз и заглох. Наступила непривычная, тягостная тишина. Трындец, палки встали[4]! Экспат сдвинул фонарь кабины и, высунувшись, посмотрел вперед, пытаясь найти подходящую площадку для приземления. Как назло, даже его сверхострый взгляд никак не мог выцепить ничего путного: разбитые снарядами поля, сгоревшая дотла деревенька, маленькая речушка, серебристо сверкнувшая под лучами солнца. Лощины, балки, черные проплешины пожарищ, остовы разбитой техники. Вон и извилистые линии траншей. Григорий быстро прикинул время полета. Нет, нашими они точно быть не могут. Вывод? Немецкие.
Земля под крылом надвигалась стремительно, бежала все быстрее. Кажется, что еще секунда и бросится на падающий самолет. Умом Дивин понимал, что это всего лишь зрительная иллюзия, но по спине пополз липкий неприятный холодок. А нервы стали сжиматься в тугой комок. Над головой вдруг заревело и над искалеченным «илом» с воем пронеслись две узкие стремительные тени. Такие знакомые и такие ненавистные. Сердце ухнуло вниз, и летчик вскрикнул от неожиданности. «Мессеры»! Вот черт, только их сейчас и не хватало для полного счастья! Почему не стали стрелять?