— Делать кому-то явно нечего, — озлобился экспат. — Уже под одеяло к нам лезут. Знал-бы, кто эти писульки строчит, лично руки вырвал.
— Ты потише давай, — опасливо отодвинулся от разъяренного Дивина Вардан Эрнестович. — Потише! Вспомни, как с союзником едва не подрался. А причина какова, позволь поинтересоваться? Молчишь? Так я напомню: как раз из-за Таисии. А ведь там вопрос политический. И никто не простил бы, случись что. Прилетело бы всем!
— За себя переживаете? — угрюмо поинтересовался Григорий. — За карьеру свою?
— Дурак! — с жалостью посмотрел на него Багдасарян. — За тебя, в первую очередь. Ты ведь отличный летчик. И жаль будет, если из-за юбки сложишь голову в штрафбате. Пойми, наконец, чудак-человек, — перешел он на доверительный тон, — никто не собирается вмешиваться в ваши отношения. Просто надо узаконить их и заткнуть, таким образом, рот всяким сплетникам. Не дать им повода для анонимок. Скажу по секрету, после Прохоровки на тебя ушло представление на вторую Звезду Героя. Так его зарубили как раз в политуправлении армии. Догадываешься, по какой причине?
— Мне орденов и без того хватает, — ощерился Дивин. — Скоро на гимнастерке места не хватит.
— Опять дурак, — грустно констатировал замполит. — Награды — это не только мерило мужества отдельно взятого летчика, в храбрости твоей, капитан, никто не сомневается. Но, видишь ли, тут какая штука. Можно проявить настоящие чудеса мужества, но не выполнить поставленную задачу. Поэтому, ордена и медали — это ведь еще, если хочешь знать, и показатель успеха боевой работы. А поскольку в нашей армии нет места героям-одиночкам, то в нашем с тобой случае показатель этот оценивает деятельность всего полка. Знаешь, я всегда искренне соглашался с утверждением о том, что героизм — это оборотная сторона чьей-то злой воли или глупости. Следишь за моей мыслью?
— Да понятно все, — нервно дернул щекой Григорий. — Не маленький.
— А ведешь себя, как ребенок, — хмыкнул Вардан Эрнестович. — В общем так, Дивин, не буду растекаться мысью по древу — вон уже Хромов идет. Повторюсь. Либо пишешь рапорт с просьбой разрешить женитьбу, либо Остапову из полка переведут. Тебя оставят, а ее переведут. Отправят куда подальше. Думай, капитан, думай. Сроку тебе до завтра. Придешь ко мне и сообщишь о своем решении. Понял?
— Понял, — пробурчал экспат и не торопясь двинул обратно в штаб.
— Дальняя авиация работала по мосту, — размеренно докладывал Зотов. Как на уроке перед нерадивыми учениками. — Вылетали пять раз. Результат нулевой. Точность бомбометания низкая. Оно и понятно, с такой высоты попасть можно разве что чудом. После этого послали на задание соседний штурмовой полк. Они сделали два вылета, потеряли четыре машины, но успеха также не добились. Им даже близко подобраться не позволили.
— Настолько хорошая система ПВО? — подал голос Прорва.
— Да, — согласно кивнул Алексей Алексеевич. — У них там пристреляно все по квадратам, лупят густо, ставят заградительную огневую завесу на всех возможных направлениях атаки. Плюс, мощное истребительное прикрытие. Таким образом, переправа не разрушена, немцы продолжают перебрасывать по ней резервы. А это, в свою очередь, чревато осложнениями на фронте. Вполне возможен контрудар противника. Поэтому командующий поставил задачу уничтожить мост, во что бы то ни стало. У меня все, товарищ подполковник, — обратился он к Хромову.
— Какие будут предложения? — проронил комполка после недолгого молчания.
— Разрешите? — поднял руку комэск-3. Экспат не слишком хорошо знал его. Невысокий чернявый крепыш прибыл в полк, когда Григорий загорал в лазарете. Как же его фамилия? Смешное что-то. А, точно, Гулькин. Капитан Гулькин. Интересно, что предложит.
— Прошу, — отозвался Хромов.
— Предлагаю вылет парой, — не спеша принялся объяснять свою придумку Гулькин. — Идем на предельно малой высоте, по изгибу реки. Бомбы сбрасываем впритык. И сразу же, резко, уходим вверх.
В штабе наступило молчание. Офицеры осмысливали предложение командира эскадрильи.
— А ведомый, как я понимаю, идет с тобой рядышком? — первым заговорил экспат, тяжело глядя на капитана.
— Конечно, — согласно кивнул Гулькин и широко улыбнулся. — Как шерочка с машерочкой.
— Угу, — нехорошо осклабился в ответ Дивин. — Значит, с учетом возможностей «илюхи», шансов повторить за тобой маневр у него практически нет. И, выходит, ты просто превращаешь его в смертника. Живую бомбу. Вмажется ведь, как пить дать, в мост. Без шансов на спасение. Не жалко подчиненного?