Может быть, из-за того, что на каждое выступление было отведено всего только семь минут, никто особенно не злоупотреблял риторикой. Поэт по имени Роберт Бейкер сорвал аплодисменты, прочитав пародию на «Рождественскую ночь», где вместо Санта-Клауса в каждой строчке поминалась марихуана или ЛСД. Аллен Гинсберг внес свой вклад короткими стишками — «Мир в твоем сердце, Боже, Мир в этом парке тоже» — а Макклюр продекламировал длинное стихотворение, украшенное аллитерациями, где каждая строчка перекликалась с рефреном: «Это именно оно, и оно чудесно». И даже Тим Лири, вопреки опасениям, не стал предаваться профессорскому многословию и был краток. «Мы хотим вывести людей Запада из городов и возвратить их в племена и деревни», — сказал он, пробуя микрофон. А затем он сделал паузу, чтобы впитать в себя это зрелище, эти двести тысяч человеческих существ в наркотическом трансе. Представители вида Homo gestalt, люди «Острова», апостолы нового общества, авангард грядущего, может быть, действительно уже закодированного в генах, записанного в ДНК. Что можно им сказать такого, чего бы они сами интуитивно не постигли уже в первых проблесках психоделического озарения? Так что он отказался от приготовленной речи и после призыва к толпе («включиться, настроиться, выпадать») сел и остаток дня провел, играя в ладушки с маленькой девчушкой. В какой-то момент Гинсберг, не вполне доверявший атмосфере полной уверенности в будущем, исходившей от поля для поло, повернулся к Ферлингетти и прошептал: «Ачто, если мы все ошибаемся?».
Но тогда так не казалось. Напротив, господствовало ощущение, что они мчались на «гребне могучей и прекрасной волны», несшей их к желанной цели. Как выразился один из журналистов «Оракль», они чувствовали себя евангельскими зверями, неуклюже плетущимися к Вифлеему. «Через семь-восемь лет, — самонадеянно предрекал Ричард Альперт репортеру лос-анджелесской «Фри пресс», — психоделическое население США возрастет настолько, что сможет выбрать, кого захочет, на любой пост. Аллена Гинсберга? Безусловно. Аллен очень способный парень и выдающийся политик… вообразите только, как это будет выглядеть, если на высоком политическом посту окажется человек, разделяющий наше мировоззрение. Я хочу сказать, давайте представим себе на минуту, что Бобби Кеннеди обрел в полной мере расширенное сознание. Вы только подумайте, сколько он мог бы сделать, в его положении».
Гэри Снайдер и Алан Гинсберг на «Общечеловеческом Собрании Друзей»
Встреча племен, заражая всех своим увлечением, однако, ставила перед интеллектуалами трудную задачу. Если Встреча и есть следующий рубеж, то в чем был ее смысл?
Чтобы разрешить эту проблему, «Оракль» созвал совет старейшин — Тима Лири, Аллена Гинсберга, Гэри Снайдера, Алана Уоттса. Все они собрались на яхте Алана Уоттса в бухте Сосали-то. Вопрос, поставленный на обсуждение, состоял в том, должна ли контркультура «отпадать», как считал Лири, или «брать власть», как были убеждены Гинсберг и Снайдер. Гинсберг в особенности возлагал надежды на то, что удастся сблизить между собой хиппи и активистов. Он ссылался на опыт своего недавнего лекционного турне по Среднему Западу; студенты тамошних колледжей сбегались слушать его тысячами, и он почувствовал в них «исключительно богатый потенциал развития». Даже на Среднем Западе молодежь бурлила, была недовольна окружающей средой, рвалась к чему-то новому — к следующему рубежу? — к чему-то, что лидеры постижения путей к Невыразимому могли бы обратить в свою пользу с помощью ЛСД и правильной обстановки для его приема.
Гэри Снайдер согласился с Гинсбергом, при условии, что активистов удастся побудить «к более глубокому взгляду на себя и на общество». Но Лири отозвался об этом крайне пренебрежительно. Зачем терять время с активистами, доказывал он, они безнадежно отстали. «Они без конца повторяют все те же старые песни тридцатых и сороковых годов и ту же тяжбу за власть — профсоюзное движение, троцкизм и так далее. Я думаю, что им следует очиститься от грехов, отпасть, найти свой собственный центр и подключиться к нему, и, что важнее всего, покончить с массовостью — массовым движением, массовым ли-дерством, массовыми приверженцами».
Но что же все-таки означает «отстраниться», — спрашивал Гинсберг. Для активистов, например, «отстранившиеся» означало «толпу одурманенных хиппи, слоняющихся без дела и швыряющих, когда они хорошенько забалдеют от ЛСД, бутылками в окна». Но что имел в виду Тим, когда он призывал всех на Встрече «включиться, настроиться, выпадать»?
Что, по его мнению, было следующим рубежом?
Лири давно уже был готов к ответу на этот вопрос. Месяцами он лелеял мечту — тысячи маленьких племенных общин, по образцу Миллбрука, рассеянных по всему свету, отказавшихся быть роботами «пластиковых механизмов Системы… Представьте себе, что десять ученых из Массачусетского технологического института, с семьями, стали принимать ЛСД… Они увидели МТИ, как он есть, все это нездоровое роботизированное телешоу — и перед ними возникает вопрос: а какой в этом смысл? И вот они выпадают. Они могут приобрести маленькую ферму в Лексингтоне, около Бостона. Они могут использовать свои творческие способности для того, чтобы создавать вместо бомб — машины нового типа, которые бы развивали человеческое сознание».
Для ученых из МТИ это, может быть, и хорошо, сказал Снайдер. Но как быть другим, ребятам, которые представления не имеют, как построить дом или вырастить огород? Они не могут взяться за это без всякой подготовки; сперва этому надо научиться. «Как и мы учились множеству вещей, которые уже успели забыть», — сказал Снайдер. Даже Тим был с этим согласен. Нужно создавать Академии. Или, может быть, они уже существуют? Разве Хэйт не походил некоторым образом на большую школу? Что, если развивать его в том же направлении дальше? Может быть, он стал бы чем-то вроде большого трамплина. Молодые люди будут отстраняться, приезжать в Хэйт на несколько месяцев, а затем рассыпаться по сельским коммунам, которые уже зарождаются…
Через несколько месяцев мы станем двумя разными биологическими разновидностями, утверждал Лири. Первая — это муравейник. «Она, как пчелиный улей, управляется королевами — или королями — и она будет становиться все более телевизионной… и секс будет становиться все более неразборчивым, почти автоматическим, безличным. Потому что в муравейнике все всегда этим заканчивается. Но мы собираемся образовать другую разновидность, которая неизбежно переживет первую, и это будут племена, у которых не возникнут проблемы с досугом, потому что когда вы отстраняетесь, работа и отдых сливаются воедино. Потому что тогда вам придется, как говорит Гэри, учиться, как позаботиться о себе».
На этот раз не согласился Снайдер. Смеясь, он возразил Тиму: человеческий род не раскалывается на два вида; напротив, он объединяется. «Все дети муравьев станут племенным народом, — сказал он. — И поэтому-то наши планы сработают. Мы будем вербовать детей, и это займет примерно три поколения». Психоделическое движение, по его мнению, просто ускоряло те изменения, которые уже шли и без него. Повсюду мы видим эти изменения: в автоматике и кибернетике, в наступлении эры изобилия и досуга, в широком распространении интереса к духовности и медитативным техникам Востока. Люди начнут упрощать жизнь, предсказал Снайдер. Общество потребителей постепенно исчерпает себя и исчезнет. И когда это случится, вся энергия, которая шла на приобретение вещей, будет перенаправлена. Вместо игр во взрослые игрушки новый человек будет играть со своим умом, состояниями своего сознания, уровнями восприимчивости.