– Нет-нет, – Таня мотнула головой, – поедем. Не хочу здесь оставаться. Если останусь – обязательно придет еще кто-нибудь. А видеть сейчас кого-нибудь кроме тебя мне хочется меньше всего на свете.
Закутав Таню в ее пальто, он помог ей запереть бар и, усадив в машину, повез домой. По пути они в основном молчали, лишь изредка перебрасывались какими-то глупыми фразами. Когда же они, выйдя из машины, зашли в подъезд, то Таня сразу же увидела дежурившего у двери молодого офицера. Тот, увидев вошедших, сразу же встал с каких-то ящиков и вытянул руку в партийном приветствии. Таня, вспомнив наставление Ульриха, попросила паренька принести ей два ведра горячей воды; парень, не став медлить, поспешил выполнять приказ.
Зайдя в квартиру и закрыв за собой дверь, Таня тотчас пошла на кухню. Макс сначала было прошел в гостиную, но потом пришел к Тане на кухню и начал ей помогать с чаем.
– Ты обдумала мое предложение? – неожиданно спросил он.
– Да, – ответила Таня, не сводя глаз с закипающего чайника.
– И каков твой ответ?
– Позволь мне пока что не отвечать. Я не могу еще ответить тебе. Ты же знаешь, как это сложно…
– Знаю, поэтому и спрашиваю.
– Макс, – она взглянула на него, – окажись ты на моем месте, то что бы ты сделал? В городе, который находится в опасности, остается твои мать и… – Она чуть не сболтнула ему лишнего, но вовремя успела прикусить язык. – И бар, который ты не можешь бросить. Что бы ты сделал, если бы человек, который… к которому ты питаешь нескрываемую симпатию, предложил бы тебе бросить все это и уехать с ним в совершенно чужую страну? Ты бы бросил все это?
– Да. Если ты любишь этого человека, то почему бы и не пойти на поводу у своих чувств?
– Ты рассуждаешь, как мужчина, – грустно усмехнулась она. – Для тебя все так просто… Ты не представляешь, сколько препятствий у меня на пути, которые так просто не выпустят меня из города, как бы я этого ни хотела.
– Я чувствую, что ты что-то скрываешь от меня…
Встретившись с ним взглядом, Таня замерла. Чашка выпала у нее из рук и уже готова была разбиться на десятки мелких осколков об пол, если бы ее не успел подхватить Макс. Поставив чашку на стол, он тяжело вздохнул и произнес:
– Теперь я точно убедился в том, что ты что-то скрываешь от меня.
У Тани все замерло внутри. Этого-то она и боялась больше всего. Обман раскрыт, пусть и не полностью. Это провал. Игра окончена.
– Макс, я… – начала оправдываться Таня.
– Не надо, – перебил ее он. – Не говори ничего. Если ты и до этого не говорила мне об этом, значит, это действительно касается только тебя одной. Я уважаю тебя и потому не буду заставлять тебя говорить. Если ты захочешь, то сможешь рассказать мне в любой момент.
– Спасибо тебе, – прошептала Таня, которая уже готовилась к допросу. – Я… Я даже и не знаю, что сказать.
– Пойдем пить чай, – разливший по чашкам заварившийся чай Макс пригласил ее в гостиную.
Это был их первый вечер, который они провели почти в полном молчании. Тане было стыдно. Она проболталась, а Макс, вместо того, чтобы сразу потащить ее в гестапо или устроить допрос собственноручно, просто разрешил ей не говорить, если она не хочет. Она ожидала чего угодно, но только не этого. Теперь она полностью убедилась в словах Йоахима, который говорил с ней о брате, когда они ехали с Биржи.
– И за что ты достался мне, за какие такие заслуги? – вздохнула она, отодвигая от себя полупустую чашку и укладывая голову на плечо Максу. – Я не заслуживаю такой доброты с твоей стороны.
– Ты как раз-таки и заслуживаешь, дорогая моя.
– Пожалуйста, не называй меня так, – поморщилась она. – Этим ты напоминаешь мне своего брата.
– Как тебе будет угодно.
– Ты изменился, Макс, – она чуть повернула голову, чтобы видеть его лицо. Встретившись взглядом с немцем, чуть улыбнулась: – Нет, не внешне. Внешне ты все тот же. Вот здесь, – она коснулась пальцем его груди в том месте, где должно быть его сердце, – здесь ты изменился. Хоть я и не знала тебя раньше, но я смело могу сказать, что ты изменился. И эти изменения идут тебе на пользу.
– Я-то изменился, – согласился он. – Только в моей работе от этого пользы совершенно никакой. Я уже не могу вылетать, не могу видеть эти чертовы самолеты… Знаешь, еще перед Новым годом я увидел лицо одного из сбитых мною советских летчиков, когда тот на пылающем адским огнем самолете стремительно падал вниз. Я видел его всего лишь мгновение, но мне этого хватило. Это был не ужас, нет, не страх, а вопрос… Он не понимал, почему это произошло. А ведь действительно, у меня не было к нему ничего личного. Мы просто оба выполняли приказ. А я так не могу, не могу больше… Я должен убивать людей за то, чтобы мои начальники получали себе новые кресты. А мне до них какое дело? Не хочу… Знаешь, порой я так хочу, чтобы кто-нибудь из ваших летчиков подбил меня, чтоб я повторил судьбу Звезды Африки, но… Я боюсь мысли, что тогда ты останешься одна. И лишь эта мысль заставляет меня вернуться на аэродром живым.