– Понимаешь, – объяснял ей Макс, – я сажусь ему на хвост – позиция идеальная. И я должен атаковать его, но почему-то не могу нажать на кнопку, не могу… На меня кричат по рации, а я… А я даю ему уйти. Понимаешь?
– Если честно – нет, – вздыхала Таня, слушая его.
– Я так и понял, – он чуть улыбался и продолжал рассказывать: – Так вот, я дам ему уйти, хотя с легкостью мог сбить его, а он круг сделает, сзади зайдет и начнет обстреливать. Я чуть свой Юнкерс тогда не угробил, еле ушел и приземлился… Мне оберстлейтенант пообещал, что если еще раз такое повторится, то он меня на месяц от полетов отстранит…
– Танька, поторапливайся, – вырвав Таню из ее мыслей, проворчал дядя Миша, которому уже надоело слоняться по морозу.
– Дядь Миш, – произнесла она, оборачиваясь, – да вы идите. Мы сами тут справимся.
– Я лучше послежу. А то еще напоритесь на что…
Девушке почему-то не понравились эти слова дяди, но она не предала им значения, продолжив клеить листовки.
Когда все было закончено в этом квартале, все стали переходить к другим домам. Работать приходилось ночью – иначе можно было с легкостью попасться патрулю. Хотя, и ночью была такая вероятность, но так их всех хотя бы не так сильно видно – как говорится, ночью все кошки серы.
– Коль, как мама? – шепотом спросила Таня у брата, шагая рядом с ним.
– Так же, как и раньше, – ответил он, шмыгнув носом. – Работает, ругает немцев, которые работают вместе с ней. Ругает немецкого военного врача, что живет в соседней квартире. Он говорит по-русски, хотя и плохо. Часто приходит вечером домой угрюмый и пьет шнапс, а потом буянит полночи. В общем, все как и всегда.
– А про меня она что-нибудь говорит?
– Нет, но я вижу… вижу, что она постоянно думает о тебе. Глаза выдают всю правду… Вам бы помириться, Тань, а то только обе и страдаете от этого. Кстати! К нам недавно пришел один немец. Матери как раз не было, ушла на работу, а я спрятался, будто дома никого нет. А он оставил под окном сверток. В нем – рубашка, штаны, кусок мыла и булка хлеба – за работу. Мать потом пришла, попричитала и принялась стирать. И потом тот немец нет-нет да и стал приносить свою стирку. Я говорил маме, чтоб прекратила, а она – нет, на своем стоит, все равно стирает ему. Как будто эта булка хлеба нас спасет…
– Коль, пусть делает так, как считает правильным. Немцы после Сталинграда резко изменили свое поведение. Одни, наоборот, стали еще больше зверствовать, как бы мстя за своих, некоторые почувствовали, видимо, что настанет время и за все придется отвечать. Злые они сейчас… Не дай бог, он еще сделает что…
– Да знаю, Тань. Вот, кстати, еще что вспомнил. Светлана эта, соседка, что-то умом тронулась, и как начала недавно нести бред какой-то. «Это – культурная нация, они научат нас жить правильно», – говорила она. А воды же у нас нет, и ходить за ней была мука – очень уж далеко и холодно. Так один из солдат, что живут на последнем этаже, дает ей ведро и говорит, чтоб шла за водой. Она принесла. Ее еще раз послали и еще. Так Светка с утра до вечера таскала немцам воду. И потом больше никогда не говорила о них ничего хорошего, усвоила урок.
– Да так ей и нужно, – проворчала Таня, которая не питала к этой Светлане никаких хороших чувств.
– Сейчас опять скажешь, что лезу не в свое дело, но… Тань, а как там у тебя все? Не обижают? Сама же говоришь, что немцы злые стали… А то, смотри…
– Коль, – Таня улыбнулась, – ты зря беспокоишься. Со мной все в порядке, меня и пальцем никто не тронет.
– Постойте, – внезапно остановил всех идущий вперед Игорь. – Помолчите пару секунд…
– Что там? – тихо спросила Таня, остановившись за ним.
– Не знаю, но, кажется, услышал что-то…
И Таня почти в эту же секунду поняла, что услышал Игорь – к ним приближались звуки выстрелов. В окнах домов загорался свет, оттуда слышались крики. Таня, непроизвольно схватив брата за руку, не понимала, что происходит и что им нужно делать.
– Разворачиваемся и бегом назад, – быстро скомандовал дядя Миша. – Это они своего офицера нашли. Бегом, я сказал!
Таня вместе со всеми заспешила назад, все также держась за руку Коли. Ей все еще было непонятно, что все-таки происходит. Но вместо нее задал вопрос Игорь, нагнавший дядю Мишу.
– Михаил Иванович, – спросил парень, – какого офицера? Кто нашел?
– Немцы, своего офицера, – объяснил мужчина. – Вечером кто-то из партизан застрелил их офицера и, видимо, его только сейчас нашли. Теперь будут всех местных наказывать… Слышал – из домов всех выгоняют? Вот построят их, постреляют треть или половину и отпустят остальных, чтоб знали.