Когда ее выводили из помещения, то Эрих не удержался и двинул ей кулаком в челюсть, а затем брезгливо вытер руку платком. Таня знала, что он не сможет не ударить ее – слишком было велико желание, он бы не смог потерять такую возможность.
Уже когда они подходили к лестнице, то Таня почувствовала, как ее ударили по затылку чем-то тяжелым и холодным. Девушка не знала, чем, но она догадалась, что это был Витциг. Глаза начали закрываться, все стало погружаться во мрак. Перед тем как упасть в обморок, Таня лишь успела мысленно поблагодарить Эриха за такое временное избавление от боли.
– Встретимся завтра утром, – последние слова, которые она услышала, перед тем, как тьма окутала всю ее, и для нее вокруг наступила тишина.
***
Таня стояла в глубокой яме, на дне которой образовалась уже порядочная лужа из растаявшего снега и крови, и чувствовала, что плачет. Рядом с ней стоит еще десяток каких-то людей, тоже плачут. Наверху стоят трое солдат в немецкой форме, держат в руках автоматы. Всех их собирались расстрелять.
– Не хнычь, Танька, – хрипел стоявший рядом с ней дядя Миша. Он не мог даже подойти, чтоб утешить ее – шаг в сторону, и по тебе стреляют без предупреждения. – Не плачь. Скоро все закончится…
Таня знала, что это их последнее утро, знала, что она в последний раз стоит вот так вот и чувствует, как маленькие снежинки падают ей на лицо и сразу же таят. Она, стоя рядом с дядей, понимала, что не хочет умирать, ведь она так не помирилась с мамой, так и не рассказала обо всем Максу. Этот груз тяжело давил на нее, поэтому Таня тихо плакала, роняя на щеки горячие и соленые слезы, от которых щипало ранки.
Она не готова была сейчас уходить. Так просто, так глупо – в тебя выстрелят, и все – потом лишь родственников для опознания позовут. А Таня так не хотела, чтобы сюда вызвали маму, и она увидела бы ее мертвой…
Сутки, всего лишь сутки нужны были ей для того, чтобы исправить все. Чтобы помириться с мамой и рассказать ей о том, как Тане было тяжело без нее все это время, чтобы рассказать Максу о том, как она его обманывала, состоя в отряде Югова. Если бы ей дали сутки, а лишь потом уже поставили в эту самую яму и нацелили на нее автомат – Таня была бы безумно благодарна.
Единственное, что радовало ее, так это то, что она ничего не выдала Витцигу. Очнувшись ночью в другой камере, где не было девушек, она поняла, что этот раунд выиграла она. Но на следующем, где ее ждал расстрел, Таня понимала, что победа будет за Эрихом.
Витциг, кстати, обманул ее дважды – он застрелил другого мужчину, а нее ее дядю, и так и не пришел, как обещал. Их уже давно вывели во двор на мороз, но за все это время Таня так и не увидела его. «Испугался, – решила она, – он испугался расстрела. Забавно… Он с таким наслаждением наблюдал за допросом, а на расстрел так и не явился».
Когда автоматы уже были нацелены на них и мужчины в серой немецкой форме с каменными лицами собирались нажать на спусковые крючки, их что-то отвлекло. Кажется, к ним подошел кто-то старший по званию и заговорил с ними – девушке было плохо видно из-за слез. Таня поняла, что они выиграли пару спасительных секунд.
Дядя Миша, стоящий слева от нее, начал незаметно подталкивать ее к выступу, говорил, чтобы она вылезала скорее. Но Таня, не обращая внимания на него, почему-то стояла и смотрела на говорящих наверху немцев. На секунду, всего на одну секунду ей показалось, что она услышала знакомый голос, что кто-то упомянул знакомое ей имя.
Но тут солдаты закончили говорить – момент упущен. Автоматы вновь нацелены на них. Таня уже стоит как раз у самого выступа, благодаря стараниям дяди Миши. Будь у нее в запасе еще пару секунд, то она бы вполне успела вылезти. Но уже поздно, слишком поздно.
Все затихли. Таня посмотрела на немцев, потом перевела взгляд на солнце, которое слабо пробивалось сквозь закрывшие его тучи. Для нее все смешалось в одну черно-белую картинку из-за слез. Таня смогла лишь выдавить из себя жалкое «прости» за все старания для дяди, который пытался вытолкать ее из ямы, и закрыла глаза. Она знала, что сейчас должны были стрелять.
Таня хотела, чтобы все прошло быстро и закончилось как можно скорее. Голод, холод, сильная боль во всем теле – Таня чувствовала сильное недомогание. И была бы рада, если бы те мужчины с автоматами выстрелили бы как можно скорее.
Тишина, давившая на уши, повисла над ямой. Нервы Тани были на пределе.
Кто-то снова закричал наверху, ноги Тани подкосились, и она, не выдержав, медленно опустилась на землю. Она с трудом различила хриплый возглас дяди Миши среди криков на верху ямы. Сквозь полузакрытые веки девушка еле рассмотрела чью-то серо-зеленую мышиного цвета форму. На пару мгновений она почувствовала чьи-то прикосновения к себе – ей показалось, что это Михаил Иванович, нарушив запрет, решил ей помочь. Но она даже ничего сказать ему не успела – тьма окутала Таню, забирая в свои холодные объятия.