Выбрать главу

— Я не голоден, — бросил тот. Лицо его стало очень бледно.

— Эй, Скотги, — запротестовал Лэмб. — Эй, погоди! Куда ты?

— К себе в каюту.

Не говоря больше ни слова, Блэкберн развернулся и спешно покинул ресторан.

Глава 25

— Это звучит просто ужасно, — сочувственно ответила собеседница приятным голосом. — Может быть, мне поговорить с пожилой дамой?

— О нет-нет! — всполошилась Инга, ужаснувшись такому предложению. — Пожалуйста, не надо. Все не так уж плохо, правда. Я уже привыкла.

— Ну, как хотите. Если передумаете, дайте знать.

— Вы очень добры. Просто нужно бывает иногда с кем-то поговорить. — И она замолчала, заливаясь краской.

Ничего подобного никогда не случалось с Ингой прежде. Будучи болезненно застенчивой, она всегда вела замкнутую жизнь. И вот, подумать только, изливает душу человеку, которого встретила полчаса назад.

Большие, отделанные золотом часы на оклеенной обоями стене Чатсворт-салона показывали без пяти десять. В дальнем углу тихонько наигрывал струнный квартет, мимо изредка, под руку, прохаживались пары. Судовую гостиную залило мягким золотым сиянием тысячи клиновидных, суживающихся кверху электрических свечей. Инга никогда не бывала в таком красивом месте.

Быть может, причиной ее откровенности стала волшебная атмосфера этого уголка, которая помогла ей ослабить внутренние вожжи. Или, может, дело во внешности и характере ее новой знакомой: высокой, уверенной в себе, излучающей доброжелательность.

Сидящая на другом конце дивана незнакомка неторопливо закинула ногу на ногу.

— Значит, вы всю жизнь провели в монастырских школах?

— Почти всю. С шестилетнего возраста. С того времени как мои родители погибли в автокатастрофе.

— И у вас нет никаких родственников? Ни братьев, ни сестер?

Инга покачала головой:

— Никого. Кроме разве двоюродного деда, который и отдал меня в католическую школу при монастыре в Эведале. Но он уже умер. Есть несколько школьных подруг. В каком-то смысле они и есть моя семья. Ну и еще моя хозяйка.

«Моя хозяйка, — повторила она про себя. — Почему я не могла устроиться к кому-нибудь вроде этой женщины?» Она собралась было продолжить, но передумала, чувствуя, что краснеет.

— Вы хотели что-то сказать?

Инга смущенно рассмеялась:

— Нет, ничего.

— Пожалуйста, прошу вас, скажите. Я с удовольствием послушаю.

— Просто… — Девушка запнулась в нерешительности. — Вы такая важная персона. Такая успешная, такая… Вы сейчас узнали обо мне все, а я… я тоже надеялась послушать о вас.

— Тут не о чем рассказывать, ничего особенного, — последовал резковатый, даже чуть раздраженный ответ.

— Нет, право же. Я бы очень хотела услышать, как вы добились такого успеха и стали тем, кем стали. Потому что… ну, когда-нибудь я бы тоже хотела… — На последних словах голос девушки сошел на нет, и она умолкла.

Наступила пауза.

— Извините, — торопливо произнесла Инга. — Я не имела права спрашивать. Простите. — Она вдруг почувствовала неловкость. — Уже поздно. Мне пора возвращаться. Дама, за которой я ухаживаю… если она проснется, то испугается, не найдя меня.

— Глупости. — Незнакомка неожиданно смягчилась. — С удовольствием расскажу вам о себе. Давайте выйдем на палубу — здесь душно.

Инге не показалось, что здесь особенно душно, но возражать она не стала, и собеседницы прошли к лифту, который поднял их на пять пролетов, на седьмую палубу.

— Я покажу вам нечто, чего, могу поспорить, вы никогда раньше не видели, — сказала новая подруга, ведя девушку по коридору, мимо ресторана «Нью-Йорк», притихшего в этот поздний час. — Мы можем выйти на палубу здесь.

Инга впервые ступила на открытую палубу. Здесь было довольно холодно, ветер бушевал, завывая, водяная пыль сыпалась на волосы и плечи. Казалось, невозможно представить себе более впечатляющей картины. Поверх бледно-лимонной луны проносились темные грозовые тучи. Громадный морской лайнер прокладывал путь сквозь тяжелые волны. Сияющие вверху и внизу огни бесчисленных окон и иллюминаторов превращали воду в расплавленное золото. Все неправдоподобно романтично.

— Где мы? — выдохнула Ларссен.

— На прогулочной палубе. Я хочу показать вам кое-что. — Новая знакомая подвела девушку к ограждению в дальнем конце палубы на корме. — В такую темную ночь можно увидеть, как блестит планктон в кильватере. Взгляните — это фантастика.

Крепко держась за поручень, Инга наклонилась вперед. Прямо под ней лежало море, оно бурлило и пенилось вокруг кормы. И верно: мириады огоньков мерцали в густой пене кильватера, океан был полон светящейся, как перламутр, фосфоресцирующей жизни. Целая вселенная, на миг вызванная из небытия могучим движением судна.

— Изумительно, — прошептала Инга, дрожа на холодном ветру.

В ответ ласковая рука обняла Ларссен за плечо.

Инга сопротивлялась только секунду. Затем позволила привлечь себя ближе, радуясь теплу. Восхищенно взирая вниз, на чудесное сияние в водяных струях, она почувствовала, как и другая рука собеседницы сжала ее плечо. Объятие делалось все крепче и крепче.

А затем резкий сильный рывок — и несчастная сирота почувствовала, как взлетает и перемахивает через парапет.

Долгое, стремительное, сумбурное движение воздуха, и вдруг — ужасный шок от удара и погружение в ледяную воду!

Ингу крутило и переворачивало — ошеломленную, ничего не соображающую, испытывающую боль от удара. Потом, преодолевая толщу воды, девушка стала яростно пробиваться наверх. Одежда и туфли сделались тяжелым балластом, но несчастная все-таки выплыла на поверхность, неистово отплевываясь и хватаясь за воздух, точно старалась взобраться на небо.

На какой-то миг в мозгу мелькнула мысль: «Как я упала? Может, перила подломились?» Но в следующий момент в голове прояснилось.

«Я не упала. Меня сбросили».

Сам факт ошеломил ее. Этого не может быть. Инга дико озиралась, инстинктивно перебирая в воде ногами. Огромная, подобная сияющей башне корма судна уже отступала в ночь. Девушка открыла рот, чтобы закричать, но тут же хлебнула соленой воды. Инга закашлялась, замолотила руками, стараясь удержаться на поверхности. Холодная вода сводила конечности.

— Помогите! — Крик вышел таким слабым и невыразительным, что Ларссен сама едва услышала его за порывом ветра и шипением кильватерных струй. Где-то в вышине слышались неясные крики чаек, следующих за кораблем день и ночь.

Это сон. Это сон. Не может быть иначе. Девушка молотила по воде окоченевшими руками, которые уже начинали превращаться в свинец. Ее сбросили за борт.

С ужасом смотрела она на удаляющуюся гирлянду огней. Еще виднелся через окна кормы громадный бальный зал «Король Георг II» на первой палубе, черные движущиеся точки на фоне яркого света — силуэты людей.

— Помогите! — Инга постаралась взмахнуть рукой и ушла под воду, затем вновь поднялась на поверхность.

Скинуть туфли. Плыть.

Потребовалось не больше секунды, чтобы содрать туфли, дурацкие лодочки на низких каблуках, которые хозяйка заставляла ее носить. Но это не помогло. Инга больше не чувствовала ног. Сделала несколько слабых взмахов руками, но плавание оказалось делом безнадежным — теперь все силы уходили только на то, чтобы просто удерживать голову над водой.

«Британия» начала таять в ночном тумане, низко лежащем над самой водой. Огни делались все бледнее. Затихли крики чаек. Понемногу стихло шипение вздымающихся пузырьков, исчезли зеленые струи кильватера. Вода стала черной и такой же непроглядной, как ночь.

Огни совсем исчезли. Через мгновение и слабый шум двигателей растворился в океанском безмолвии. Инга в ужасе смотрела на место, где только что были огни и звуки, а теперь зияла одна чернота. Девушка не сводила глаз с этого места, страшась посмотреть в сторону, как будто там пряталась ее последняя надежда. Вокруг тяжело ворочалось в темноте бесстрастное море. Сквозь пелену туч проглядывала луна. На воде лежала туманная дымка, то серебристая в лунном свете, то беспросветная, когда луна заходила за тучу. Инга чувствовала, как поднимается на волне, опадает и вновь поднимается.