К слову сказать, дача Надежды Сергеевны располагалась в этом же поселке, но находилась в противоположном его конце и от этого ее дачная жизнь текла обособленно, по своим законам и никак не пересекалась с Марьи Агафоновниной и Томочкиной. Собирались втроем редко, обязательно на Троицу и в августе, на день рождения Надежды Сергеевны, то есть в те дни, когда работать грех и не положено.
И все было бы хорошо, но такую чудесно организованную бытность нарушили Коля и Оля. Неугомонные дети бегали по участкам, кричали, и то и дело нарушали установленные границы. То тут, то там на грядках виднелись их следы, безжалостно уничтожавшие долгожданную растительность, цветы вырывались с корнем, но вручались обеим бабушкам (а мать, по причине установленной общности дачной жизни, эти дети тоже считали своей бабушкой) с такой непосредственной щербатой улыбкой, что растроганная Марья Агафоновна просила маму внуков не ругать. Клубника, только начинающая зреть, еще бело-зеленая, пресно-кислая и совершенно невкусная, поглощалась растущими организмами до наступления зрелости. С молодых яблонь обрывались гибкие ветки – полным ходом шло сражение на «саблях», и в месте излома неровным краем белело нежное яблоневое нутро, которое мать обмазывала зеленым садовым варом, и которое даже Шурочке было жаль.
Хотя, если говорить начистоту, дети ему нравились. Невоспитанные, шумные, но непосредственные ребятишки его не раздражали, он запросто мог проиграть с ними полдня, не замечая, как летит время. Для них достал из сарайки свои старые игрушки, которыми играл, когда был маленький, и с не меньшим интересом, чем его юные соседи, рассматривал незатейливые, еще советские, пластмассовые машинки, все – либо зеленого, либо синего цвета; мишку с оторванной, как в стихотворении, лапой и пуговицей вместо одного глаза; модель самолета, склеенную нетерпеливым Шу вкривь и вкось; ружье и пистолет, стреляющий пистонами, пистоны лежали тут же, но, конечно, не стреляли, отсырели; была здесь, к великой Олиной радости, кукла, со спутанными белыми волосами, в розовом платье и когда-то белых носках. Кукла эта была их, Коли и Оли, матери, Мани, и теперь уже дочка играла с ней, вот такая связь поколений.
Марья Агафоновна умилялась дружбе Шу и внуков и всячески поощряла, пекла Шурины любимые вкуснейшие пироги с яйцом-луком или с печенью, угощала мать куриным рулетом в беконе – уникальный рецепт, а отца – вишневой наливкой собственного производства. Задабривала Тому еще и потому, что все игры почему-то происходили на Томином участке, а значит и разрушения от егозливых детей та терпела бОльшие, чем родная бабка.
Скандал разразился в июле и, конечно, из-за помидоров. В тот год Тома впервые высадила сорт черри, и принялись они на редкость превосходно, росли дружно, радовали глаз стройными рядами и похожими на виноградные гроздьями аккуратными, пока еще зелеными, крепкими бусинами-плодами. Ввиду экспериментальности посадки, кустов было не много, о чем мать уже жалела, поэтому береглись новички усердно, чтоб не потерять ни одну «черешенку».
Во время редких отлучек в город, за посадками следила Марья Агафоновна, защищая их от ворон, приблудных котов, а, с недавнего времени, и неуемных, а точнее говоря, неуправляемых, внуков. Не доглядела.
Приехавшая с пакетами, полными провизии и других, необходимых для садоводства и огородничества, покупок, Тома застала следующую картину. По ее образцово-показательному участку словно прошелся разрушительный торнадо: грядки истоптаны, цветы помяты, некоторые оборваны, а недоделанный венок из уничтоженных соцветий валялся здесь же, как и обломанная ветка вишни с намотанным непонятно для чего куском старой проволоки. Эта проволока изредка использовалась для страховочного закрывания тепличной двери во время сильных ветров, но сейчас дверь, слегка поскрипывая, открывала вид внутрь парника и становилось понятно, что в этом нутре кто-то решил устроить песочницу и освободил для этого место, частично выдернув растущие здесь огуречные плети с маленькими колючими, похожими на шишечки, корнишонами.
Но самая непоправимая, а от этого тем более ужасающая картина открывалась при виде на помидорные посадки. Вся земля в ряду томатов черри была усыпана этими самыми томатами. Зеленые градины покрывали землю ровным ковром, и на повисших ветках не осталось ни одной помидорки.
Правда, больше не пострадал ни один сорт. И «Бычье сердце», и «Дющес», и все другие, традиционные и нетрадиционные сорта, колосились упругой зеленью, сквозь которую проглядывали начинающие спеть блестящие бока будущего урожая.
Как маму не хватил удар, Шу не понимал до сих пор. Услышав, что приехала Тома, Марья Агафоновна выскочила из своего домика и, треща, как сорока, не давая вставить ни слова, начала говорить о том, что у мужа, Виктора Степановича, диабетика и гипертоника со стажем, случился приступ, что она просидела возле него весь день, даже ставила укол, что внуки, предоставленные сами себе, как-то незаметно пробежали к Томочке на участок, что огорчаться не из-за чего, всё приберем, восстановим, да и разрушений особых нет, а черри, ну что черри, на следующий год вырастим…