Выбрать главу

— Парламента? — насмешливо переспросил молодой Гюден. — Прощайте, дядюшка!

— Ты не получишь от меня ни гроша! — гневно воскликнул дядюшка. — Лишаю тебя наследства!

— Спасибо, — ответил республиканец.

И они расстались. Пока проходил маленький отряд синих, пары сидра, которым патриот угостил Купьо, успели затуманить кучеру голову, но он тотчас же протрезвел и повеселел, когда хозяин постоялого двора, разузнав о результатах сражения, сообщил, что победу одержали синие. Купьо вновь выехал на большую дорогу, и вскоре его рыдван появился в долине Пелерины, где он хорошо был виден с плоскогорий Мэна и Бретани, словно обломок корабля, плывущий по волнам после бури.

Взобравшись на вершину холма, по которому поднимались синие и откуда была видна вдали Пелерина, Юло обернулся посмотреть, нет ли там еще шуанов, и увидел сверкающие точки — солнечные блики на стволах их ружей. Бросив последний взгляд на ту долину, с которой он расстался, спускаясь к пойме реки Эрне, Юло, как ему показалось, увидел на большой дороге экипаж Купьо.

— Не майеннский ли это дилижанс? — спросил он у двух своих друзей.

Оба офицера, вглядевшись, узнали старую тюрготину.

— Странно! — сказал Юло. — Как же это мы не встретились с ним?

Все трое молча переглянулись.

— Еще одна загадка! — воскликнул Юло. — Однако я начинаю добираться до истины.

В эту минуту Крадись-по-Земле тоже узнал тюрготину и сообщил о ней товарищам. Взрыв всеобщей радости вывел молодую даму из задумчивости. Незнакомка подошла к шуанам и увидела дилижанс, приближавшийся с роковой поспешностью к подъему на Пелерину. Вскоре злополучная тюрготина была уже на верхней площадке горы. Шуаны, которые снова там попрятались, ринулись на свою добычу с быстротой хищников. Безмолвный пассажир соскользнул на дно рыдвана, съежился и замер, стараясь придать себе вид багажного тюка.

— А-а! Учуяли! — крикнул Купьо с козел, указывая шуанам на крестьянина. — Вот у этого патриота полный мешок золота.

Шуаны встретили эти слова взрывом дружного хохота и закричали:

— Хватай-Каравай! Хватай-Каравай! Хватай-Каравай!

Под этот хохот, которому, словцо эхо, вторил и сам Хватай-Каравай, смущенный Купьо слез с козел. Пресловутый Сибо, по кличке «Хватай-Каравай», помог своему соседу выбраться из экипажа. Поднялся почтительный гул.

— Это аббат Гюден! — крикнули несколько человек.

Очевидно, он пользовался уважением: все обнажили головы; шуаны встали на колени и попросили у него благословения; аббат с важностью благословил их.

— Он надул бы самого святого Петра и украл бы у него ключи от райской обители, — сказал ректор, ударив Хватай-Каравая по плечу. — Без него синие перехватили бы нас.

Заметив молодую даму, аббат Гюден отошел на несколько шагов и вступил с нею в разговор. Хватай-Каравай проворно открыл сундук в дилижансе и с дикой радостью показал всем мешок, судя по форме его наполненный свертками с золотыми монетами. Он не стал медлить с дележом добычи. Каждый шуан получил от него свою долю, и раздел был произведен с такой точностью, что не вызвал ни малейшей ссоры. Затем Хватай-Каравай подошел к молодой даме и священнику и протянул им около шести тысяч франков.

— Могу я со спокойной совестью взять эти деньги, господин Гюден? — спросила молодая дама, чувствуя потребность в чьем-то разрешении.

— А как же иначе, сударыня? Разве церковь не одобрила некогда конфискацию имущества у протестантов? И тем более это дозволительно в отношении революционеров — богоотступников, разрушителей храмов и гонителей религии.

Аббат подкрепил эту проповедь личным примером, без церемоний приняв своего рода десятину[16], которую принес ему Хватай-Каравай.

— К тому же, — добавил он, — я могу теперь отдать все свое достояние на защиту бога и короля: мой племянник ушел к синим!

Купьо плакался, что он разорен.

— Иди к нам, — сказал Крадись-по-Земле, — тогда и ты получишь долю.

— Но если не будет следов нападения, подумают, что я нарочно дал себя ограбить.

— Ну, за этим дело не станет! — сказал Крадись-по-Земле.

Он подал знак, и тотчас ружейный залп изрешетил тюрготину. При этом нежданном обстреле старый экипаж издал такой жалобный звук, что суеверные по природе шуаны попятились от страха. Но Крадись-по-Земле приметил, что в уголке кузова поднялось и снова спряталось бледное лицо молчаливого пассажира.

— А у тебя, оказывается, еще одна наседка в курятнике? — шепотом спросил у Купьо Крадись-по-Земле.

Хватай-Каравай, поняв вопрос, многозначительно подмигнул ему.

— Да, — ответил возница, — но если вы хотите меня завербовать в свою компанию, позвольте мне целым и невредимым довезти этого славного человека до Фужера. Я обещал ему это именем святой Анны Орейской.

— А кто он такой? — спросил Хватай-Каравай.

— Этого не могу сказать, — ответил Купьо.

— Ну, пускай везет, — сказал Крадись-по-Земле, подтолкнув Хватай-Каравая локтем. — Он ведь поклялся святой Анной Орейской. Надо ему сдержать обещание.

— Только вот что, — продолжал шуан, обращаясь к Купьо, — не очень быстро спускайся с горы, мы тебя нагоним. Дело есть, хочу посмотреть морду твоего пассажира, а тогда мы дадим ему пропуск.

В эту минуту послышался топот лошади, мчавшейся галопом, все ближе и ближе к горе, Вскоре появился молодой вождь шуанов. Дама проворно спрятала за спину мешочек, который держала в руке.

— Вы можете спокойно взять эти деньги, — сказал молодой человек и отвел ее руку из-за спины. — Вот вам письмо, я нашел его в почте, ожидавшей меня в Виветьере, — письмо от вашей матушки.

Он посмотрел на шуанов, возвращавшихся в лес, на дилижанс, спускавшийся в долину Куэнона, и добавил:

— Как я спешил, а не успел вовремя! Дай бог, чтобы мои подозрения оказались ошибочными...

— Это деньги бедной моей матушки, — воскликнула дама, когда она распечатала письмо и прочла первые строчки.

Из лесу донесся приглушенный смех. Молодой вождь не мог удержаться от улыбки, глядя на даму: она все еще держала в руке мешочек — доставшуюся ей долю от грабежа ее собственных денег.

Она и сама засмеялась:

— Ну, слава богу, маркиз. На этот раз я вышла сухой из воды.

— Как вы легкомысленны во всем, даже в угрызениях совести, — сказал молодой человек.

Она покраснела и взглянула на маркиза с таким искренним смущением, что это обезоружило его. Аббат вежливо, но довольно холодно возвратил ей только что полученную «десятину» и направился вслед за молодым вождем к окольной дороге, по которой тот приехал. Прежде чем присоединиться к ним, дама знаком подозвала Крадись-по-Земле. Тот подошел.

— Теперь устройте засаду перед Мортанью, — тихо сказала она. — Я узнала, что синие не сегодня завтра отправят в Алансон на подготовку к войне большую сумму звонкой монетой. Я оставляю твоим товарищам сегодняшнюю добычу, но при условии, что они возместят мне убыток. Только смотри, чтобы Молодец не знал, для чего вы туда отправляетесь: он может воспротивиться. Но в случае такой беды я постараюсь умилостивить его.

— Сударыня, — сказал маркиз, когда она села на лошадь позади него, предоставив свою лошадь аббату, — из Парижа мне пишут, чтобы мы были настороже: Республика намерена бороться с нами хитростью и предательством.

— Что ж, это не так глупо, — ответила она. — У этих людей бывают довольно удачные идеи. Я могу принять участие в такой войне и найти в ней достойных противников.

— Разумеется! — воскликнул маркиз. — Пишегрю советует мне быть очень разборчивым и осторожным во всякого рода знакомствах. Республика оказывает мне честь, полагая, что я страшнее всех вандейцев, вместе взятых; она рассчитывает захватить меня, воспользовавшись моими слабостями.

— Неужели вы станете остерегаться и меня? — спросила она и рукой, которой держалась за него, тихонько похлопала его по груди у сердца.

— Как вы можете это думать, сударыня? — возразил он, повернув к ней голову; она поцеловала его в лоб.

— Стало быть, — заговорил аббат, — полиция Фуше для нас опаснее летучих батальонов и контршуанов.

— Совершенно верно, ваше преподобие.

— Ах, так! — воскликнула дама. — Фуше, стало быть, собирается подослать к нам женщин! — И после краткой паузы добавила грудным голосом: — Буду ждать их.

вернуться

16

Десятина — десятая часть урожая, отчуждавшаяся в пользу церкви (отменена в 1790 г.).