— Браво, рекруты!
Юло, не терявший в бою невозмутимого спокойствия и зоркости взгляда, скоро приметил среди шуанов человека, как и он, окруженного отборным отрядом, — несомненно, их предводителя. Он счел необходимым хорошенько рассмотреть этого офицера и несколько раз пытался сделать это, но лицо шуанского главаря все время заслоняли красные колпаки и широкополые шляпы. Юло ясно видел только Крадись-по-Земле, который стоял рядом со своим начальником и повторял хриплым голосом его распоряжения, не переставая в то же время действовать карабином. Непрерывная помеха привела Юло в раздражение. Он обнажил шпагу и, воодушевив своих новобранцев, с такой яростью атаковал центр неприятеля, что прорвался сквозь толпу шуанов и на мгновенье увидел их вожака, но, к сожалению, черты его скрывала фетровая шляпа с белой кокардой. Столь дерзкое нападение изумило незнакомца, он отпрянул, резко сдвинул назад шляпу, и тогда Юло удалось наскоро запечатлеть в памяти его приметы. На взгляд он дал этому молодому вожаку не больше двадцати пяти лет; на нем была охотничья куртка зеленого сукна, за белым поясом торчали пистолеты, на ногах были грубые башмаки с подковками, как у всех шуанов; охотничьи гетры до колен, прикрепленные к коротким штанам из плотного толстого тика, довершали костюм, ловко сидевший на этом невысоком, но стройном, хорошо сложенном человеке. Увидев, что синим удалось пробиться к его особе, он пришел в бешенство и, надвинув шляпу, кинулся им навстречу, но тотчас же его обступили Крадись-по-Земле и несколько других встревоженных шуанов. Между головами людей, теснившихся вокруг этого юноши, Юло, как ему показалось, увидел на его полурасстегнутой куртке широкую красную ленту. Этот знак королевского ордена, в те годы уже совершенно забытого, привлек на секунду внимание командира, затем он снова перевел взгляд на лицо незнакомца, но скоро потерял его из виду, ибо должен был в сражении наблюдать за безопасностью и действиями своего маленького отряда. Он едва успел заметить блестящие глаза, не уловив, однако, их цвета, светло-русые волосы и довольно тонкие черты загорелого лица. Его поразила ослепительная белизна обнаженной шеи, подчеркнутая черным небрежно завязанным мягким галстуком. Поза этого молодого человека, исполненного бурного воодушевления, была воинственна, как у тех, кто ищет в сражениях условной поэзии. Рука, обтянутая перчаткой, размахивала в воздухе шпагой, сверкавшей на солнце. Движения его отличались изяществом и силой. Искренняя экзальтация, очарование молодости, утонченные манеры этого эмигранта делали его образцовым представителем французского дворянства. Он был полной противоположностью Юло, находившемуся в двух шагах от него, — старый солдат казался живым символом энергичной Республики, за которую он сражался: суровое лицо, синий мундир с красными обтрепанными отворотами, почернелые эполеты, сползавшие на спину, — все так ясно рисовало ее нужду и ее нравственный облик.
Красивая осанка и манеры юноши не ускользнули от взгляда Юло, и он крикнул, пытаясь пробиться к нему:
— Эй ты! оперный плясун, подходи! Я тебя искрошу!
Вождь роялистов, разгневанный таким окриком, бесстрашно бросился к Юло, но как только его люди увидели, что он рискует жизнью, все они ринулись на синих. Вдруг над шумом сражения поднялся нежный и чистый голос:
— Здесь умер святой Лескюр[13]! Неужели вы не отомстите за него?
Слова эти оказали магическое действие: натиск шуанов стал ужасным, и солдатам Республики стоило большого труда сдержать его, не расстроив боевого порядка своего маленького отряда.
«Будь этот человек постарше, — думал Юло, отступая шаг за шагом, — на нас бы не напали. Когда это видано, чтоб шуаны давали сражение? Но тем лучше! Нас не перебьют дорóгой, как собак».
Возвысив голос, он крикнул так громко, что это прокатилось по лесу:
— А ну, поднажмем, ребята! Неужто дадим разбойникам напакостить нам?
Глагол, которым мы здесь заменили выражение, употребленное храбрым командиром, является лишь слабым его эквивалентом, но ветераны сражений, конечно, сумеют поставить вместо него соответствующие слова в самом высоком солдатском стиле.
— Жерар, Мерль! — крикнул затем Юло. — Соберите ваших людей, постройте их в каре, отойдите назад, стреляйте по этим собакам, и покончим с ними!
Команду Юло выполнили с трудом, потому что молодой главарь шуанов, услышав голос противника, крикнул:
— Во имя святой Анны Орейской, не выпускайте их! Рассыпайтесь, молодцы!
Когда оба крыла республиканцев, которыми командовали Мерль и Жерар, вышли из рукопашной схватки, за этими маленькими отрядами кинулись враги, упорные и значительно превосходившие их числом. Козьи шкуры со всех сторон окружили солдат Мерля и Жерара, вновь испуская зловещие вопли, похожие на звериный вой.
— Тише, вы, судари! А то и убьют, не услышишь! — крикнул Скороход.
Эта шутка ободрила синих. Республиканцам пришлось теперь драться уже не в одном месте, а защищаться на плоской вершине Пелерины в трех пунктах, и треск ружейной перестрелки разбудил эхо во всех окрестных долинах, еще недавно столь мирных. Победа не давалась ни той, ни другой стороне, и сражение могло бы окончиться само собою, за отсутствием бойцов. Синие и шуаны дрались с равной отвагой. В обоих отрядах ярость все возрастала, но вдруг вдали глухо прозвучал барабан, и по направлению этого звука ясно было, что воинская часть, о которой он возвещал, пересекала долину Куэнона.
— Это фужерская Национальная гвардия! — громко крикнул Гюден. — Наверно, Ванье встретился с ней.
Возглас Гюдена долетел до слуха молодого вождя шуанов и его свирепого адъютанта. Роялисты бросились было вспять, но Крадись-по-Земле звериным криком остановил их; молодой вожак вполголоса подал две-три команды, Крадись-по-Земле повторил их шуанам на нижнебретонском наречии, и они отступили с большим искусством, озадачившим республиканских солдат и даже их командира. По первому приказу самые крепкие шуаны построились в одну линию, образовав внушительный фронт, за ними укрылись раненые и остальные шуаны, чтобы заряжать передовым ружья. Затем с нежданной легкостью, пример которой недавно показал Крадись-по-Земле, раненые, а вслед за ними половина отряда шуанов вскарабкались на бугор справа от дороги, спрятались наверху, и синие уже видели только их энергичные лица. Шуаны укрылись за деревьями и направили стволы своих ружей на оставшуюся внизу часть республиканского конвоя, которая по команде Юло быстро выстроилась на дороге, желая противопоставить противнику равный фронт. Шуаны постепенно отступали со своей позиции, отстреливаясь и поворачивая таким образом, чтобы быть под прикрытием огня своих товарищей. Достигнув придорожной канавы, они, в свою очередь, взобрались на косогор, гребень которого заняли их собратья, и присоединились к ним, стойко выдерживая меткий огонь республиканцев, усеявший канаву трупами. С косогора шуаны отвечали не менее убийственным огнем. В это время на поле сражения бегом примчалась фужерская Национальная гвардия, и ее появление прекратило бой. Национальные гвардейцы и несколько разгорячившихся солдат уже перескочили через канаву, намереваясь броситься в лес, но командир крикнул громовым голосом:
— Эй! Вы что? Хотите, чтобы вас ухлопали?
Тогда они присоединились к республиканскому отряду, за которым осталось поле битвы, хотя и ценой немалых потерь. Все солдаты вскинули на штыки свои старые треуголки и, подняв ружья, два раза дружно крикнули: «Да здравствует Республика!» Даже раненые, сидевшие на обочине дороги, разделяли общий восторг, а Юло, сжав руку Жерара, сказал:
— А? Вот это удальцы так удальцы!
Мерлю было поручено похоронить мертвых в придорожном овраге. Остальные занялись отправкой раненых. На соседних фермах реквизировали лошадей, телеги и спешно уложили раненых солдат на одежду, снятую с убитых. Перед уходом фужерская Национальная гвардия передала Юло тяжело раненного шуана — его подобрали у крутого откоса, по которому ускользнули враги, меж тем как умирающему изменили силы, и он скатился вниз.