Вокруг них я насчитываю больше сотни людей.
— Зачем мы здесь? — снова говорит Ревик, но в этот раз я слышу в его голосе нервозность.
— Я хочу излечить тебя, Рольф. От послушания. От пребывания рабом.
Я чувствую, как мой живот делает кульбит. Я внезапно осознаю, что вот-вот увижу.
Я не хочу это видеть. Я поворачиваюсь к Мэйгару.
«Пойдём. Ты был прав. Это тупик».
Но Мэйгар сосредоточен на Галейте.
Он не видит того, что вижу я, или видит, но ему все равно.
Боль разделения усиливается, смешивается с таким сильным горем, что сквозь него невозможно думать. Резонанс слишком сильный; я не могу изменить свою вибрацию настолько, чтобы вытащить себя отсюда. Я заперта здесь, привязана стальными тросами к этому прошлому Ревику и его скорби по мёртвой жене.
«Это он? — говорит Мэйгар о Галейте. — Он же человек, Мост!»
Серебристый канал открывается над ними тремя, вливаясь в силуэт безликого мужчины. Свет течёт вниз, словно жидкий металл, происходящий от высокого, серебристо-белого облака. Это Шулеры, осознаю я, хотя структура здесь меньше, чем в мире, где я живу.
«Дренг», — думаю я, вспоминая объяснение Вэша.
Световое тело Териана сияет резонансом, когда тело Галейта начинает светиться. Даже здесь Териан уже покрыт похожими на провода нитями, хотя их намного меньше, чем тогда, когда я мельком заметила эту его сторону в закусочной Сан-Франциско.
Тот же канал открывается для Ревика.
Резкий, серебристый свет разгорается по его aleimi расплавленными искрами. Тошнота, которую я ощущала, усиливается, пока я наблюдаю, как меняется его свет. Серебристый оттенок берет верх над мягким, золотисто-белым, как будто усиливает его, но я вижу в этом перекрытие, медленное затмение того, что я все ещё люблю, того, что я, кажется, не могу перестать любить, как бы сильно ни старалась.
Секунды спустя ауры вокруг Териана и Ревика ярко сияют металлическим серебристым светом, исторгая похожие на молнии вспышки. Ещё более яркая аура пульсирует вокруг Галейта.
Я слышу рядом с собой бормотание Мэйгара.
«Невозможно…»
Териан подмигивает Ревику.
— Видишь, мой вспыльчивый друг, — произносит он с усмешкой. — Наш Галейт — как огромное, большое зеркало. Все, что живёт в сети, также живёт в нем. А значит, если у кого-то из нас есть подарок для сети, он разворачивает его первым.
Глаза Териана делаются чуть более холодными и на долю мгновения — чуть более хищными. Я вижу в нём алчность, даже тогда.
Он обращает это в улыбку.
— …Нам остаётся лишь на пробу. Верно, мистер Г? — шутит он. — Объедки и остатки?
Галейт не отвечает. Он осторожно наблюдает за Ревиком.
— Ты в порядке?
Я чувствую, как усиливается шок Мэйгара, притягивая меня.
«Что?» — посылаю я, раздражаясь из-за его тяги. Я не могу отвести глаз от Ревика.
«Ты меня не слышала? — шипит Мэйгар. — Этот мужчина… он человеческое существо! Он вообще не видящий. Уму непостижимо, что он способен делать такие вещи».
Силуэт Галейта становится все ярче.
Ревик настороженно делает шаг назад, когда световое тело человека полыхает резкой дугой. Галейт поднимает руку в сторону поля, и я вижу, как глаза нацистского солдата вспыхивают серебристым прямо перед тем, как он наклоняется, чтобы поджечь от факела одну из повозок с грузом.
Галейт поворачивается к Ревику.
— Этой войне можно положить конец за считанные месяцы, — говорит он. — Два миллиона уже погибли в лагерях. Нам стоит подождать, пока их не станет четыре миллиона? Десять миллионов?
Ревик колеблется, глядя на поле.
— Гитлер должен умереть, — добавляет Териан. — Если люди хотят лидера, мы им его дадим. Мы дадим им все их мечты, законы и дерьмовые расовые политики, которые им хочется. Но почему видящие должны умирать ради безумия человечества? Почему? Когда мы можем так легко принести мир?
Ревик смотрит на холм.
Я помню Россию, замёрзшие тела, запах горящей плоти, и осознаю, что Ревик тоже это вспоминает.