Ревик привлёк меня поближе, впуская глубже в свой свет.
К тому времени я почувствовала, что он хотел сказать мне.
Когда он в этот раз пристально посмотрел на меня, я не отвернулась.
Эпилог
Итан
Итан Веллингтон стоял на ступенях здания Капитолия США.
Толпа из тысяч — скорее всего, десятков тысяч — хлынула вниз по ступеням в парк внизу, заполнив каждое свободное место всюду, докуда видел его физический взгляд.
Он видел, как они стоят на основаниях фонарей, на обочинах, на улице, на траве. Они заполняли каждое пространство, не занятое другим физическим объектом и не отгороженное легионом Секретной Службы и представителями различных подразделений армии, которые заполонили половину города в связи с убийством президента Кейна.
Подавляющее большинство в этой толпе были людьми, конечно же.
И все же он получил пожелания удачи от нескольких делегаций видящих перед своим прибытием на церемонию. Они извинились за невозможность присутствовать лично, но Итан как никто другой понимал, почему сегодня ни один визуально узнаваемый видящий не будет в безопасности на улицах Вашингтона — или, возможно, на улицах любого крупного города в Соединённых Штатах.
Прошло три недели с тех пор, как умер его друг, Дэниэл Кейн.
Поскольку в убийце опознали видящего, который выполнял контрактную работу для китайцев, вся страна встала на уши.
Верховная Судья Верховного Суда прямо сейчас стояла напротив него, одетая в полное официальное одеяние.
Её лишь недавно назначили на должность. Её выбрал Кейн, конечно же. В свете его убийства возникли некоторые затяжные разногласия из-за того, кому якобы был верен Кейн, и из-за того, как недавно она поднялась на высочайшую позицию в стране.
Однако Веллингтон заверил всех, что она хорошо подходит для этой должности.
Он также предупредил, что они не могут углубляться в прошлое и ставить под сомнение каждое решение, которое Кейн принял за время президентства — если на то нет оснований.
Его слова заставили угаснуть все возражения против её назначения.
Конечно, если бы они знали, что Верховная Судья Новак — уже не та, кого Суд номинировал тремя месяцами ранее, то они наверняка встревожились бы ещё сильнее. Однако те немногие, кто хорошо знал её в личном плане, оказались загадочно недоступными для дачи комментариев.
Еще одно преимущество запрета фотографий публичных личностей.
Несколько хорошо спланированных устранений, кое-какая пластическая хирургия и несколько тщательных перестроек сознания — и вот уже никто не задаёт вопросов.
Итан одобрял эти действия.
Черт, да это была его идея.
Когда Верховная Судья подняла взгляд, Итан улыбнулся, посмотрев в глаза пожилой женщины.
«Эй, док, — подумал он в её сторону своим человеческим разумом. — Как дела?»
Выражение лица Ксарет не дрогнуло.
— Сэр, — произнесла она. — Пожалуйста, поднимите правую руку.
Итан сделал как сказано. Левую руку, все ещё висевшую на темно-синей перевязи, цвет которой идеально сочетался с его костюмом, Итан положил на Библию Короля Иакова.
В глазах Верховной Судьи, все ещё носившей свои старомодные очки, сверкнуло легчайшее предупреждение. Все следы немецкого акцента испарились из её речи, когда она произнесла:
— Вы готовы принести клятву, мистер вице-президент?
Итан взглянул на толпу, когда та взорвалась ликующими воплями и экстатическими аплодисментами. Он разрушил заговор в сердце Белого Дома, даже попытался спасти жизнь Кейна, когда тот умирал на полу Овального Кабинета. Аплодисменты сделались более неистовыми, более эмоциональными.
Удивительно, как быстро они забыли.
Но люди всегда любили хорошие истории.
Как и Кейн до него, Веллингтон рад был предложить им таковые.
— Да, — сказал он. — …Готов, то есть.
Она улыбнулась, поднимая правую руку.
— Очень хорошо, сэр. Прошу, повторяйте за мной…
Он слушал лишь вполуха, повторяя фразы после того, как она их произносила.
Его глаза сканировали лица ближайших зрителей, где его жена, Хелен, стояла рядом с маленькой девочкой в пурпурном платье, прижимавшей к груди белого кролика. Кролик был абсолютно новеньким; его шерсть сияла ослепительной белизной. Маленькая девочка уставилась на него, не замечая криков и воплей людей, заполонивших ступени под платформой.