Выбросив его из головы, я наклонилась вперёд и подёргала путы на своих лодыжках.
Жёсткий пластик уже врезался в мою кожу. Я все равно потянула за кольцо, нащупывая соединяющие части, которые размыкали пластиковый узел. Я повозилась с кончиком, осознав, что туда вставляется ключ, хоть и маленький.
Я открыла бардачок, как можно тише передвигая бумаги и промасленную тряпку, ища что-нибудь острое. Все, что я нашла — это сломанная ручка, из которой вытекали чернила, использованный коробок спичек и такой старый презерватив, что его обёртка потрескалась от жара двигателя. Я ощупала сиденье по кругу, ища любое, обо что можно было перепилить толстый пластик.
— Больно?
Я дёрнулась назад, врезавшись головой в открытую крышку бардачка. Когда я подняла взгляд, потирая голову, его бледные глаза отсвечивали оранжевым в свете гаснущих фонарей.
— Обязательно было пугать меня до усрачки? — рявкнула я.
Он не ответил, но наклонился вперёд и залез рукой в свой задний карман.
Мои глаза проследили за его руками, когда он вытащил прямоугольный кусочек совершенно ровного чёрного металла. Он раскрыл лезвие, прятавшееся внутри. Прежде чем я успела осмыслить присутствие ножа, он наклонился к моим лодыжкам. Та боль и тошнота внезапно усилились.
Приподняв пластик над моей кожей, он разрезал его одним движением.
Я все ещё испытывала облегчение от того, что это давление ушло, когда он убрал жёсткий пластик и позволил ему упасть на пол машины. Сделав это, он пальцем провёл по красной линии на моей лодыжке. Когда он сделал это, боль в моей груди резко усилилась, застав меня врасплох.
Тяжело сглотнув, я отвернулась, усилием воли переводя взгляд в окно.
— Так нормально? — его голос звучал грубовато.
— Ага, — я убрала ноги от его пальцев. — Спасибо.
— Мне стоило снять это, — сказал он.
— Все нормально. Забудь.
Я смотрела, как он наблюдает за мной.
Всматриваясь в его ясные глаза, я невольно вспомнила, кем он являлся.
Даже в раннем подростковом возрасте одним из главных стереотипов о видящих, которые я слышала, являлся тот факт, что у них, ну, проблемы с сексом. Предположительно они рождались с аномально высоким сексуальным влечением. Нас предостерегали об этом даже в школе, говорили, что мужчины-видящие насиловали женщин или манипуляциями склоняли их к сексу, а женщины-видящие не могли ответить отказом, кто бы их ни просил.
Полагаю, я всегда считала это чушью, ну или хотя бы способом отпугнуть девочек от мужчин-видящих.
Глядя на него сейчас, я задавалась вопросами.
Определённо присутствовало нечто странное в нем самом и в моих реакциях на него. Если я чувствовала его сексуальность, то она шла со своеобразным добавочным компонентом.
Чем бы ни являлся этот добавочный компонент, казалось, его там было много.
Отведя глаза, он снова обмяк на сиденье. Сложив нож обратно и убрав его в задний карман, он сунул руку в передний карман, доставая ключи.
— Ты поспал? — спросила я. — Или ранее ты притворялся?
Проигнорировав меня, он завёл машину, слегка газанув, чтобы выгнать выхлоп.
— Ты голодна?
— Ага, — сказала я. — Я могу позвонить своей маме?
Взгляд его глаз сделался бесстрастным.
— Нет.
Он тронул машину с места. Колеса заскрипели по гравию и мусору, пока он выезжал с края парковки. Мы перевалили через низкую обочину, когда он вырулил на дорогу.
— Где мы? — спросила я.
— Вашингтон.
Я уставилась на него.
— Вашингтон? А что случилось с Орегоном?
— Ты проспала большую часть Орегона. Я повёз нас по главному шоссе.
Я уставилась на серый город, чувствуя, как живот скручивает спазмом.
— Почему? — спросила я наконец.
— Я лучше знаю здешние камеры. И я хотел выиграть немного времени. В Сиэтле есть безопасный дом. Я подумал…
— Нет, — перебила я, качая головой. — Почему я не могу позвонить моей матери?
Его пальцы сжались на рулевом колесе.
— Ты должен знать безопасный способ позвонить, — сказала я. — Ты, похоже, знаешь такие вещи, — вспомнив свой сон, огненно-красные грибоподобные облака над постройками из стекла и стали, я сглотнула. — Разве не могу я позвонить ей всего разок? Попрощаться?
Он покачал головой.
— Шулеры к этому времени приставили бы разведчиков к твоим людям.
Потребовалось несколько секунд, чтобы его слова отложились в сознании.
Казалось, не замечая моего молчания, он выдохнул, щёлкнув языком от усталой злости.