— И у неё такой взгляд… — невнятно бормочет пьяный.
— …Что ты хочешь её удивить, — говорит гигант. — Да, я видел. Везучий ублюдок.
Четвёртый напряжённо слушает. Из всех них его глаза сияют яснее всего — синим, который кажется сталью на его подвижном как у хорька лице. Его униформа меньше всего помялась, на ней меньше всего пятен от пота. Он также носит немного другой значок на воротнике.
— Ему не стоило приводить её сюда, — только и говорит он в тишине.
Светловолосый берет флягу от своего гигантского друга.
— Он влюблён. Это романтично, не так ли?
Немецкий говор мужчины с лицом хорька продолжает звучать отрывисто.
— Это не оправдание для глупости. Бловелт не деликатничал со знаками внимания. Не хотел бы я получить задания, которые Рольф раздаст после этого собрания, — он бормочет, но уже тише. — … Особенно с его происхождением.
— Что? — спрашивает гигант. — Что ты сказал?
— Оо, да какая разница? — говорит пьяный. — Он нам яйца отрежет, если мы на неё хоть подышим. Давайте найдём себе другую «дырку». Ту, к которой не приставлен Люгер[5].
Они проходят через меня и мимо меня по коридору, из которого я пришла — словно я клуб дыма. Я смотрю, как они выходят за другую дверь, но мои ноги тянет в другом направлении.
Звуки вечеринки становятся громче. Я следую на звон бокалов, тихое бормотание голосов, но поверх всего этого доминирует нарастающая и стихающая эмоциональная речь. Время от времени слова прерываются безумными аплодисментами — и от тех, кто в комнате передо мной, и от куда большей толпы, доносящейся через громкоговорители.
«— … Выучка наших солдат — превосходна и несравнима. Высокие стандарты эффективности наших солдат, превосходство нашего снаряжения, качество наших боеприпасов и непоколебимая храбрость наших рядов соединились, чтобы такими малыми жертвами привести к успеху поистине исторической важности. К чему нам нужны homo fervens? К чему нам Сайримн? Стоит ли нам и дальше ослаблять наше человечество зависимостью от чужаков и полукровок…?»
Очередной всплеск громовых аплодисментов заглушает его слова.
Я вхожу в комнату, потолки которой в два или три раза выше, чем в коридоре. Гигантское знамя свисает над камином из шлифованных речных камней. Я смотрю на чёрную свастику, занимающую центр белого круга на кроваво-красном фоне.
Её вид должен шокировать меня, но здесь это тоже почему-то обычное дело.
В стороне от толпы, собравшейся под металлическими динамиками, мужчины в униформе разговаривают небольшими группами, едят и пьют с женщинами в вечерней одежде, которая заставляет их походить на костлявых длинношеих птиц. Моё внимание привлекает группа, стоящая в стороне.
Пожилой мужчина в увешанной медалями униформе улыбается, слушая красивую женщину с густыми темными волосами и широко раскрытыми глазами. Она кажется смущённой, когда тихим голосом отвечает на его вопрос. Её фигуристое тело облачено в блестящее синее платье и прижимается к жёсткому телу рядом с ней. Её почти черные волосы собраны в искусные кудри на макушке, заколоты похожими на бриллианты шпильками, которые сочетаются с висячими серёжками и камушками на темно-синих туфлях.
Она стискивает руку мужчины, стоящего рядом с ней — он высокий, одет в униформу немецкой пехоты, которая свидетельствует, что он поднялся как минимум на несколько чинов.
Сосредотачиваясь на этих троих, я слышу их слова.
— …Мы в два счета обратим этих английских мерзавцев в бегство, разве ты не согласен, Рольф? — пожилой мужчина отводит глаза от темноволосой женщины, глядя на высокого мужчину рядом с ней. — Что ты можешь доложить с фронта из последнего?
Высокий мужчина отпивает глоток из стакана, наполовину наполненного льдом и янтарной жидкостью.
В этом пространстве я не могу нормально вздрогнуть или ощутить настоящее удивление.
И все ещё я останавливаюсь, когда вижу профиль Ревика. За исключением одежды и стрижки, нюансов в выражении лица и позе, он выглядит точно так же, как при нашей последней встрече — за минусом синяков, и его длинное тело чуть менее худое.
Он косится на женщину, его светлые глаза неподвижны как стекло. Он крепче привлекает её к себе перед тем, как посмотреть на хмурящегося мужчину перед ними.
Голос Ревика звучит тихо, знакомо во всем, кроме тона, который не совсем высокомерен, но близок к скуке. Хоть он выглядит точно так же, он почему-то кажется моложе.
— При всем уважении, капитан Бловелт, — говорит он. — Эти британцы упрямы. Пройдут месяцы, прежде чем они падут. А если вмешаются американцы…