Но если к ней идут настоящие ключи, должно быть, она старая.
Сейчас с ключами уже не делают.
Страх вновь захлёстывает меня.
- Куда ты меня везёшь? - я буквально рявкаю эти слова. Я даже в своих ушах звучу безумной и беспричинно паникующей.
Очередное молчание.
Я все ещё задыхаюсь, стараясь успокоиться и глядя на него во тьме.
Я собираюсь заговорить снова, когда он нарушает молчание.
- Ты впадаешь в шоковое состояние, - прямо говорит он. Этот низкий, немецкий по звучанию голос вибрирует в моей груди вместе с рёвом 12-цилиндрового двигателя. - Мне придётся тебя вырубить.
Его голос такой спокойный, что я поначалу не осознаю его слов.
Затем внезапно его слова откладываются в сознании. Мои челюсти напрягаются, руки сжимаются в кулаки возле цепочки, удерживавшей меня у двери.
- Что?
Он поворачивается, смотрит на меня. Его глаза остры как осколки стекла.
- Я сожалею, Элисон.
Это последнее, что я помню.
Глава 5
Поездка
Поначалу я не ставила под вопрос движение машины.
Это вроде как успокаивало, хоть я и с трудом могла найти удобное место для рук. Кочка на дороге резко заставила меня открыть глаза. Небо за грязным ветровым стеклом показывало бледно-розовые и золотые предрассветные оттенки, отражавшиеся от поднимавшегося солнца, которое я не видела.
Я каким-то образом пропустила ночь. Всю.
Может, поэтому мне понадобилось так много времени, чтобы хоть что-то вспомнить о том, где я сейчас находилась.
Силуэт статуи святого привлёк мой взгляд. Он был приклеен к панели управления над старомодным FM-приёмником с серебристыми ручками.
Мои глаза переместились влево, встретившись с угловатым профилем, обрамлённым черными волосами, которые липли к бледной шее. Миндалевидные глаза смотрели поверх высоких скул, сосредоточившись на дороге. У него уже проступала лёгкая щетина. Пятнышки знакомой на вид коричневатой субстанции покрывали его рубашку. Ещё больше этого вещества окрашивало его руку и плечо, которое бугрилось под грубой самодельной повязкой.
Почувствовав мой взгляд, он повернулся. Его глаза казались холодными даже в лучах утреннего солнца.
Я попыталась поднять ладонь...
... и движение моей руки резко остановилось.
Я добрую минуту таращилась на наручники прежде, чем реальность отложилась в моем сознании. Затем я посмотрела на свои лодыжки и обнаружила, что они перевязаны жёстким пластиком наподобие тех фиксаторов, которые используют в популярных полицейских реалити-шоу.
Откинувшись назад, я использовала свой вес, чтобы попытаться сдвинуть единственный предмет, на который я, кажется, могла повлиять - а именно пластиковый подлокотник. Когда тот остался прочно прикреплённым к двери, я снова взглянула на мужчину, заметив, как пристально он на меня смотрит.
Я перевела выражение его лица как безразличную озадаченность.
Он не попытался остановить меня, пока я продолжала испытывать границы своей подвижности. Все моё тело болело; я чувствовала себя так, будто у меня похмелье от текилы в сочетании с раскалывающей голову мигренью. Я чувствовала себя слабой, голодной, меня тошнило, голова слегка кружилась. Я также чувствовала себя странно уязвимой, даже под пахнущим собакой одеялом, которое кто-то - наверное, он - набросил на мои ноги и нижнюю часть туловища.
Я все ещё была одета в то же, в чем ходила на работу.
Моё горло болело. Мне безумно хотелось пить. Моя шея затекла от того, что я спала, привалившись к дверце машины. В приступе какой-то размытой паники я подумала о маме. Я снова завозилась с подлокотником на дверце, помедлив лишь тогда, когда головная боль расцвела жарче, заставляя меня замереть.
Я постаралась думать сквозь боль, задаваясь вопросом, сумею ли я воззвать к его здравому смыслу.
- Я тебя слышу, - проинформировал он меня ровным тоном. Он повернулся, уставившись на меня этими стекловидными глазами. - Ты же знаешь это, верно?
Его слова встряхнули меня. Я забыла о немецком акценте.
Я также забыла его слова о том, что он видящий.
Он поёрзал на сиденье, словно ему было некомфортно.
- Не заставляй меня снова тебя вырубать. Я предпочёл бы этого не делать. Нам нужно обсудить кое-какие вещи.
Я посмотрела в окна, подавляя глубинную панику.
Я увидела в своём сознании Джона - проблеск воспоминания о том, как он врезался в тот стол, опрокидывая его. Я слышала пистолетные выстрелы, слышала этого самого мужчину, ругавшегося на незнакомом языке у самого моего уха. Я помнила крики людей в закусочной. Я помнила, как Касс пыталась не дать этому мужчине утащить меня к двери. Перед моим мысленным взглядом мелькнуло лицо моей матери. Я представила её реакцию, когда полиция постучала в её дверь, когда пришёл хромающий и раненый Джон, сказав, что я исчезла, что меня разыскивают копы и Сдерживание Видящих.
Уставившись на проносившийся мимо пейзаж, покрытый дымкой океан за мужчиной на водительском сиденье, я осознала, как далеко от Сан-Франциско мы уже находились.
- Может, в сорока минутах от границы с Орегоном, - подтвердил он, взглянув на меня. - Мне пришлось большую часть пути ехать по прибрежному шоссе, что нас замедлило. Здесь у них меньше пилотов. Посты с камерами отмечены на карте, их легче избегать.
Я моргнула. Обдумывая его слова, я попыталась уяснить их смысл. В конце концов, я покачала головой, отказываясь идти в том русле мысли, куда они меня направляли.
- У моей матери суицидальные наклонности, - сказала я, поворачиваясь к нему. - Она пьёт, и у неё суицидальные наклонности.
Он не ответил. Он даже не посмотрел на меня.
- Я не могу просто исчезнуть, - сказала я. - Не могу, понятно? В чем бы ни было дело, ты не можешь вот так просто выдернуть меня из моей жизни. Для тебя это может казаться ерундой, но от меня зависят люди. Я забочусь о своей матери. Я езжу к ней каждый день, чтобы удостовериться, что она в порядке, и...
- Я все это знаю, - он перебил меня, не поворачиваясь и перемещая руки на рулевом колесе. Выражение его лица оставалось натянутым. - Ты явно достаточно помнишь из случившегося в той закусочной, чтобы знать, что я ничего не могу поделать, Элли.
Я вздрогнула, когда он назвал меня по имени.
Его выражение сделалось более напряжённым, но он не отводил глаз от дороги.
- Ты собираешься рассказать мне, что это такое? - спросила я, когда он больше ничего не сказал. - Ну то есть, ты явно меня похитил... верно? Ты собираешься сказать мне, почему? - в воцарившейся тишине я всматривалась в его лицо, кусая губу. - Слушай. Я поняла, что ты видящий. Я это поняла. Но что бы там ни было, это бессмысленно. Я никогда и ничего не делала твоим людям. Я всегда поддерживала права видящих. Я никогда не была одним из тех людей, которые...
Он издал тихий невесёлый смешок.
Это так поразило меня, что я заткнулась.
Я все ещё пыталась связно мыслить вопреки мысленному коктейлю из злости, паники и мигрени, когда он повернулся. Его глаза смотрели как два плоских камня.
- Я сожалею по поводу твоей матери. Искренне сожалею. Но как я и сказал, я совершенно ничего не могу с этим поделать, - он сделал странный грациозный жест одной рукой поверх рулевого колеса. - Когда мы окажемся в безопасном месте, возможно, я смогу попытаться повлиять на ситуацию. Но прямо сейчас я никак не могу связаться с кем-нибудь, кто мог бы помочь твоей семье.
Я коснулась уха, ища свою гарнитуру, и он хмуро посмотрел в мою сторону.
- Я выбросил её. Ещё до того, как мы выехали из города.
- Что? - я уставилась на него. - Ты серьёзно? Это была зарегистрированная гарнитура. Меня за это могут оштрафовать... не говоря уж о том, что это нелегально.
Он покачал головой, издавая странный щелкающий звук языком. Этот звук опять выражал своеобразный циничный юмор, словно он не мог поверить моим словам.
Он продолжил так, словно я ничего не говорила.
- В ту же секунду, как я войду в Барьер, СКАРБ нас обнаружит, - произнёс он лишённым эмоций голосом. - Любая попытка коммуникации через гарнитуру также привлечёт к нам внимание властей. В любом случае нас заберут через считанные минуты. Нас разделят, наденут ошейники и засунут в секретную тюрьму Мирового Суда. Меня станут допрашивать и наверняка изобьют до смерти. Ты, скорее всего, окажешься в какой-нибудь лаборатории генетики... по крайней мере, пока Шулеры тебя не вытащат, - очередной ровный взгляд. - Ни один из этих сценариев не поможет твоей матери, Элли.