Он пожимает плечом и делает жест ухоженной рукой в манере видящих. «Я хочу избавить тебя от бремени так называемой судьбы, - он улыбается. - Я пытаюсь остановить войну, Лиего. Войну, которую ты как всегда решительно настроен принести».
Моё чувство нереальности усиливается. «Ты думаешь, я хочу войны?»
Глаза Галейта смотрят серьёзно сквозь меняющуюся мозаику его лица.
«Я думаю, ты принесёшь её вне зависимости от того, что ты хочешь, - говорит он. - Я понимаю, что, скорее всего, это будет ненамеренно, Лиего. Я понимаю это, наверное, как никто другой. Я знаю, это разрывает тебя на части всякий раз. Я знаю, ты страшишься прихода сюда».
Его глаза мечутся сквозь движущиеся частицы его лица.
«Я могу помочь тебе, Лиего. Ты можешь прожить жизнь за пределами этой роли. Ты можешь вступить в брак. По-настоящему вступить в брак. Не беспокоясь о том, что твой супруг и дети подвергнутся пыткам или окажутся убитыми просто из-за того, кто ты есть...»
Мой свет сжимается вокруг видения Ревика, которое, как я понимаю, обеспечивает мне Галейт. Но этот образ такой недавний, что я вздрагиваю от его реальности. Я вижу шею Ревика, одежду, болтающуюся на его худом теле, лёгкую хромоту в походке, когда он пересекает пол кабинета.
Образ изменяется.
Я вижу сереющие, таращащиеся глаза моей матери, потерявшиеся на окровавленном лице. Я вижу шрам, пересекающий красивое лицо Касс. Я вижу перевязанную руку Джона.
Мои обтянутые шёлком руки сжимаются крепче, перекрывая воздух, который мне вообще не нужен в этом пространстве.
На одно мгновение я слышу лишь отдалённое капание воды по вулканическому камню.
Галейт из вежливости сдерживает улыбку.
«Не беспокойся о своём супруге, - говорит он. - Он не осудит тебя за такую позицию. Он видел слишком много войн, чтобы с готовностью ждать ещё одной».
Место изменяется.
Я в тускло освещённой комнате.
Одна-единственная висячая лампа покачивается над грязными полами. Комната находится под землёй, пахнет разлагающимся растительным веществом и кровью. Белёные стены напоминают бледную кожу, кровоточащую темными ручьями грязи, которая подтекает из плохо заделанных трещин. Насекомые мелькают по вспотевшей плоти возле металлического стола.
Мёртвое тело молодого азиата обмякло в кресле.
Поначалу я его не вижу, но не удивляюсь, когда он оказывается здесь. Руки Ревика сложены на более широкой, более мускулистой груди. Его черные волосы длиннее, он одет в футболку Rolling Stones и джинсы с мотоциклетными ботинками.
Териан, тот самый Териан, который знаком мне по Сан-Франциско, тоже здесь. Присев над телом мёртвого азиатского мальчика, он пытается отпилить его ухо. Выругавшись, он отбрасывает в сторону нож, который заржавел там, где не покрылся кровью.
- Черт подери, Реви'. Передай мне ту бритву, будь добр?
Высокий видящий переносит свой вес от стены.
Подняв складную бритву с близлежащего столика, он открывает её лезвие и без единого слова протягивает Териану. Ревик не отодвигается, но продолжает наблюдать за работой Териана, вытащив самокрутку hiri из кармана и прикурив после нескольких попыток разжечь серебряную зажигалку. Выдохнув сладкий дым, он не меняет выражение лица, пока Териан решительно пилит кожу и хрящи, чтобы отрезать трупу ухо.
Териан ворчит на него, не отрываясь от работы.
- Ты мог бы дать ему пожить достаточно долго, чтобы дать мне попытаться, - сказал он. - Он что, напомнил тебе кого-то?
Ревик пожимает плечами.
- Слизняк хотел умереть.
Териан поднимает взгляд, усмехается.
- То есть, это был жест человеколюбия? - он сосредотачивается обратно на ухе. - Мне ненавистно говорить тебе это... но большинство людей, знакомых с тобой, со временем начинают относиться к тебе именно так.
Мгновением позже Териан выпрямляется с триумфальным выражением лица. Он показывает Ревику изуродованное ухо. Кровь уже свернулась, едва капает из остановившегося сердца.
В голосе Ревика звучит нотка отвращения.
- Зачем ты их собираешь?
- Ты шутишь? Пресса заглатывает это дерьмо как миленькая. «Во Вьетнаме появился свой Джек-Потрошитель»... или ты не слышал? - сунув руку в карман пальто, Териан вытаскивает игральную карту, валет[14] пики. Перевернув её между пальцами, он засовывает карту в рот мёртвого человека.
- Так это ты? - Ревик качает головой. - Иисусе, Терри.
При виде широкой улыбки на лице Териана Ревик издаёт полусмешок.
- Нам нужно завести тебе питомца.
- Ага, к слову об этом, - Териан вскидывает бровь. - Помнишь того ягуара, которого ты достал мне в Бразилии?
Ревик издаёт очередной смешок.
- Я не хочу знать.
- Да в любом случае, - говорит Териан, поднося ухо к свету. - Это не только я. Галейт хочет, чтобы я распространил это.
- Зачем? - спрашивает Ревик.
Я слышу в его голосе лишь любопытство. Его глаза остаются пустыми, ровными. Я его едва узнаю. И все же, что странно, он обладает какой-то лёгкой мужской уверенностью, которая заставляет его выглядеть почти привлекательным, вопреки его угловатым чертам лица.
Я говорю себе, что знаю, кем он был.
До всего этого он был нацистом.
Но даже во время работы на немцев в его глазах жили эмоции – что-то, чему я могла сочувствовать, даже поставить себя на его место. Остальные - Мэйгар, Вэш, Чандрэ, видящие, тренировавшие меня в Индии - говорили мне, что под Шулерами Ревик совершал куда более ужасные поступки, чем когда он был нацистом.
И все же вид его в таком состоянии невыразимо тревожит моё сознание.
До меня также доходит, что я не могу это развидеть.
Териан пожимает плечами и отвечает ему.
- Зачем? - повторяет он. - Должен ли я знать, зачем? Зачем Галейт хочет, чтобы мы что-то вообще делали? Ради вербовки? Страха? По приколу? - завернув ухо в чистый белоснежный носовой платок, Териан засовывает его в карман и хлопает Ревика по плечу. - Пойдём, выпьем. Мне нужно потрахаться до следующего дела, и я знаю, что тебе это тоже нужно.
Тёмная, пахнущая кровью комната пропадает.
Как только это происходит, я обнаруживаю себя вновь в лондонском кабинете Ревика.
Галейт садится передо мной на потрёпанный кожаный диван, барабаня пальцами по мятому подлокотнику. Фотография моих родителей все ещё стоит на мраморной каминной полке. Рядом с ним стоит один из моих набросков - угольный рисунок Ревика, который я сделала, когда он все ещё каждый день показывался в закусочной Сан-Франциско. Ещё больше моих рисунков торчит из открытого ящика близлежащего стола, разложены по полу по кругу.
Я вижу больше рисунков Ревика, моего брата, Касс, Пирамиды.
Я узнаю их все.
«Я был добр, - говорит Галейт. - Ты должна знать, что я мог бы показать тебе вещи намного хуже».
«Ага, - сухо произношу я. - Очень добр. Если бы ты показал мне что-то слишком из ряда вон выходящее, я бы отбросила это как чистое безумие. Вместо этого ты показал мне рациональную версию, зная, что я её никогда не забуду».
Галейт усмехается с искренним довольством, хлопнув по краю дивана. «Очень хорошо, Элисон! Возможно, ты все ещё кое-что понимаешь в этой жизни».
Мой свет сжимается, зная, что это тоже был тычок в мою сторону.
Ему известно, что я осознаю разрыв между мной и другими видящими, и особенно между мной и Ревиком. Я знаю, какой медленной я кажусь им всем, как мало я могу делать со своим светом. Я помню, как играла с Ревиком в шахматы в Сиэтле, день за днём, не выигрывая ни одной партии. Я помню, как он учил меня водить автомобиль, стрелять, разговаривать с машинами, есть еду видящих.
Когда я думаю о нем, его присутствие становится сильнее.
Я также чувствую, как демонстрация, проведённая Галейтом, влияет на способность моего света найти его.
Там задерживается неохота, сомнение. Я сосредотачиваюсь на Галейте и обнаруживаю, что он внимательно за мной наблюдает. Я крепче скрещиваю руки перед своим световым телом.
14
Слово «валет» и имя Джек в английском языке звучат одинаково – Jack. Отсюда и символизм карты.