Когда мы проходили, те, что остались на лестницах, заметили меня и Чандрэ, провожая нас пристальными взглядами.
Мы почти полностью миновали здание, когда заговорил красивый мужчина лет двадцати.
- Свобода - это хорошо, да? - он говорил громко, по-английски с сильным акцентом. - Скажите это вашему другу Вэшу, а? - он поддел большим пальцем ошейник в мою сторону. - Видишь, что сделало с нами его дерьмо в духе «мир да любовь», - когда мы с Чандрэ продолжили подниматься по холму, он повысил голос: - Скажи ему привести сюда Мост, да? Скажи ему, что нам нужно её правосудие в Индии!
Другие рассмеялись. Одна женщина сделала в мою сторону жест, выражающий жестокость, затем шлёпнула сидевшего рядом мужчину по затылку за то, что он пялился на моё тело через тёмные штаны и платки.
Сидевший рядом с парой мужчина захохотал, пролив своё пиво.
Несколько видящих из нашей группы подошли к ним, говоря на том ломаном языке видящих, предлагая им сигареты и водку. Я знала, что отчасти это делается, чтобы отвлечь их от меня, но я не могла оторваться и через плечо смотрела на видящих, сидевших на ветхом крыльце. Внезапно я представила Ревика, сидевшего на этих ступенях - может, более молодого Ревика с округлым лицом и глазами, которым ещё не свойственен тот отрешённый взгляд.
Чандрэ щёлкнула на меня, призывая не пялиться.
- Вэш кормит их, - сказала она. - Он делает, что может.
Я кивнула, обернувшись в последний раз и потащившись дальше по холму.
Она добавила:
- Открытое противостояние с людьми только ухудшило бы их положение. Это принесло бы всем нам смерть и боль, Мост.
- Конечно, - сказала я, не желая спорить.
- Ты ничего не знаешь, - рявкнула она. - Ты ребёнок... воспитанный червяками! Что ты можешь об этом знать? Ты ещё не видела войны.
Я не утруждалась ответом.
Когда мы добрались до вершины склона, я остановилась перед витриной с потрескавшимися окнами и деревянными ступенями, с которых облазила небесно-голубая краска. Я всматривалась в пыльное стекло, зная лишь то, что меня тянуло остановиться здесь.
Подвинувшись и встав рядом со мной, Чандрэ скрестила руки и неохотно кивнула.
- Хорошо, - сказала она. - Твои навыки отслеживания наконец улучшились.
Мои глаза остановились на изображении похожего на гуру пожилого мужчины в одежде песочного цвета. Его руки были сложены на груди в молитвенном жесте. Написанная от руки вывеска гласила на английском: «Горячая пища за 20 рупий! Бесплатная медитация и йога!» Под вывеской стояла трёхфутовая статуя Ганеша с гирляндой из розовых и белых цветов. Ещё больше лепестков красовалось на статуях индийских богов, из которых я узнавала и могла назвать лишь нескольких. Деревянные чётки висели в витрине рядом с изображением сине-золотого солнца, пересечённого белым мечом.
Я также видела вдали статуэтки сидящего Будды и улыбнулась.
Отчасти улыбка была вызвана характерной для Индии мешаниной, я знала это, но абсурдность смешения религии без бога с многобожием казалась мне ошибкой, свойственной только видящим.
Мне пришло в голову задаться вопросом, верили ли видящие в богов или в Бога.
Ревик использовал «боги» или «d’ gaos» так, как другой человек использовал бы слово «дерьмо», и это мало что говорило мне об его настоящих религиозных воззрениях.
Мой взгляд вернулся к изображению мужчины в одеждах песочного цвета. Его глаза светились на состарившемся, но почему-то не имеющем морщин лице
- Вэш, - пробормотала я. - Иисусе.
- Не совсем, - в реплике Чандрэ прозвучала редкая нотка. - Не позволяй его лицу для людей одурачить тебя. Аренду надо платить. Даже в Сиртауне.
Она дёрнула деревянную дверь с проволочной сеткой.
Не отвечая, я последовала за ней в прихожую, которая оказалась просторнее и чище, чем я ожидала.
Вымощенная плиткой из чёрного камня, комната тянулась глубже по склону горы, чем я ожидала. Деревянные плинтусы и панели подчёркивали белые стены насыщенными оттенками дерева, кое-где подмоченного водой, но сиявшего от недавней полировки. Старенький вентилятор дребезжал в окне рядом с фреской тибетского храма Потала в Лхасе, выполненной с поразительной искусностью. Над плато на фреске сияло ещё одно сине-золотое солнце.
Прямо за дверью стоял низкий стол, сделанный из того же тёмного дерева, что и плинтусы. Миска с галькой и свеча служили ему единственным украшением.
За ним на складном стуле сидел молодой мужчина-европеец с бритой головой, одетый в оранжевые одеяния. То, каким наивным рвением светились его глаза, говорило мне, что он наверняка был человеком.
- Могу я помочь вам, сестры? - сначала он посмотрел на меня. Затем, заметив Чандрэ, он окинул её повторным взглядом и широко улыбнулся. - Кузина Чандрэ! Индия скучала по тебе, друг мой!
Я вскинула бровь и покосилась на Чандрэ, подавляя улыбку.
Проигнорировав меня, она поклонилась человеку, сложив ладони в молитвенном жесте.
- Привет, Джеймс, мир тебе. У нас аудиенция с Учителем.
Джеймс просиял.
- Как вам повезло! Мне доложить о вас?
- В этом нет необходимости, - ответила она. - Но спасибо тебе.
Я уставилась на неё, в неверии раскрыв рот.
Большую часть времени Чандрэ называла людей «червяками» - это когда она не командовала ими как роботами, запрограммированными к её услугам. Она наградила меня холодным взглядом, жестом показывая следовать за ней вверх по лестницам. Как только мы поднялись на несколько ступеней, она едва слышно заговорила со мной сквозь стиснутые зубы.
- Теперь мы в конструкции. Я была бы очень благодарна, если бы ты позволяла себе только цивилизованные мысли.
- Конечно, - согласно отозвалась я.
Я ощутила её раздражение через конструкцию и улыбнулась.
Наверху лестниц находился проем в стене, прикрытый гобеленом с очередным изображением сине-золотого солнца, рассечённого белым мечом. Схватив край тяжёлой ткани, Чандрэ проскользнула в образовавшийся проход и исчезла.
После секундного колебания я последовала за ней.
Я выпрямилась внутри комнаты с низкими потолками, пол в которой был устелен бамбуковыми циновками.
Распахнутые окна открывали эффектный вид на Гималаи и поросшую деревьями долину, которая вмещала в себя остальную часть Сиртауна, покрытую молитвенными флажками, словно яркими красочными птичками, устроившимися на ночлег. У стены находилось несколько видящих без ошейников, в западной одежде - они беззвучно переговаривались меж собой и жестикулировали руками.
Ближе ко мне и двери ещё одна группа видящих в одеждах песочного цвета образовывала свободный круг. Мужчина с фотографии в рамке стоял в центре.
Как только я опустила за собой гобелен, он повернулся и пристально посмотрел на меня. Его глаза светились пронзительно черным, смотрели совершенно неподвижно, но все же несли в себе столько света, что мне сложно было удерживать его взгляд.
Без промедления он пересёк десять или двенадцать футов до двери.
Я посмотрела на его угловатое, лишённое морщин лицо, немного поразившись его росту. Я не двигалась с места, пока он не привлёк меня в свои объятия, подняв с пола. Крепко стиснув меня, а потом отпустив, он рассмеялся над сдавленным звуком, который из меня вырвался. У него были ровные белые зубы, а в темных глазах стояли слезы, пока он всматривался в моё лицо.
- Ты наконец здесь! - произнёс он на безупречном английском, похлопывая по плечу от неловкого переизбытка эмоций. - Я очень, очень рад! Очень рад!
Я могла лишь кивнуть, поражённая его слезами.