- Тебе здесь рады, - сказал он. - Больше всех рады!
Я чувствовала, как моё лицо заливает теплом, пыталась подобрать слова, которые не оказались бы совершенно неуместными...
И услышала презрительное фырканье.
Я повернула голову в сторону звука.
Среди видящих в западной одежде, сидевших у стены, был мужчина с плечами гимнаста, наблюдавший за мной и Вэшем. Его полные губы поджались с хмурой иронией. Я почувствовала на себе его свет и вздрогнула. Мои щеки залило румянцем от того, что жило в этом одном-единственном, испытующем тычке. Ощутив мою реакцию, мужчина ответил кривой улыбкой, покосившись на двух сидевших рядом видящих, которые перестали пялиться на меня ровно настолько, чтобы улыбнуться ему в ответ.
Однако свет первого видящего оставался со мной.
Я чувствовала, как он изучает, чувствовала проблеск удивления, который он испытал от того, что нашёл - но я не могла интерпретировать его значение. Когда я во второй раз встретилась с ним взглядом, его шоколадно-карие глаза избегали моих. Он мельком кивнул Чандрэ, когда она уселась вместе с ними, и момент оборвался.
Взглянув на Вэша, я уловила в его черных глазах намёк на улыбку.
- Должно быть, ты очень устала, - ласково сказал он.
- Вы себе не представляете, - сказала я.
Той ночью я свернулась на поролоновом матрасе, прямо на полу.
Поверх меня лежала простыня, накрытая овечьими и коровьими шкурами, мягкими, тёплыми, источающими успокаивающий запах животного. Через щели в деревянных ставнях окон я видела горы, обрамлённые звёздным светом и бескрайним черным небом, контуры вершин, видневшихся там, где исчезали звезды. Время от времени в деревьях кричали макаки, они визжали и скакали по крышам, их черные лапы царапали листы шифера.
Однако в основном царила тишина.
Пока я лежала там в темноте, это чувство сокрушило меня, сделавшись намного сильнее, чем то, с чем мне приходило бороться, кажется, последние месяцы. Может, это пребывание в доме монахов, или тёплое приветствие Вэша, или просто наконец пребывание на одном месте - и в кои-то веки трезвость. Может, мне стоило ожидать, что все это обрушится на меня, как только мы доберёмся сюда.
В любом случае, я ничего не могла поделать с ощущением, словно меня раздели догола и оставили чувствовать каждый порыв ветра и капельку пота своими открытыми ранами.
Конструкция источала простое тепло, лишь ухудшавшее это чувство. Даже Гималаи, кажется, приумножали его, и вот что-то во мне начало разжиматься, так быстро и легко, что я не могла удержать ниточки.
К тому времени, как стихло шарканье мартышек, центр моей груди пульсировал, как на тех холодных берегах Аляски.
Я не могла дышать, но мой разум хранил мёртвое молчание.
Поднялась луна, а я все ещё не спала вопреки измождению. Я лежала и смотрела, как долина заполнялась мягким, пронизывающим светом.
В какой-то момент этой тишины я заплакала.
Как только слезы полились, остановиться было уже сложно.
И все же каким-то образом я засыпаю.
В этот раз мне проще найти его.
Кажется, будто он почти ждёт меня.
Он здесь один, как всегда. Как и в любой другой раз, я чувствую его, но не совсем могу дотянуться до того места, где он находится. Он плывёт как труп, окружённый серой завесой, и мы касаемся друг друга сквозь изменяющуюся ткань, стараясь очутиться ближе, но мы не можем.
Прежде, чем я осознаю наше местоположение, мы целуемся, как и в большинство ночей.
Как только мы начинаем, я чувствую его сильнее, но этого недостаточно. Никогда недостаточно. Наши губы осторожны, руки и пальцы аккуратно двигаются через тонкую ткань. Когда я в этот раз скольжу в его свет, это получается быстро, и после медленного стона он раскрывается, подпуская меня ближе обычного - и я почти чувствую его, и он почти кажется настоящим. Затем он притягивает меня, просит меня, но я не могу...
Я не могу дать ему то, чего он хочет.
Своеобразное отчаяние стискивает меня. Он тоже хочет дать мне что-то. Он пытается, в своей манере. Образы и ощущения вплетаются в его свет - его ноги между моих, его вес на мне, и вот уже кажется, что он во мне, словно мы...
Но от этого только становится хуже, когда он уходит.
Я устала от этого. Устала бороться и терять его. Устала искать и никогда не быть той, кого ищут. Он бросил меня. Он бросил меня ещё до того, как ушёл. Теперь он входит в меня как вор, потому что я - все, что у него есть.
Он медлит, поднимая голову.
... и мужчина с шоколадно-карими глазами смотрит в ответ, только теперь он не улыбается.
Опуская голову, он без колебаний целует меня, продолжая с того места, где остановился Ревик. Это ощущается иначе, и не только потому, что я его не знаю. Завеса испаряется, открывая тёплый свет - другое тело, не такие осторожные руки, недвусмысленное намерение.
Его руки и грудь крупнее, ладони меньше, губы полнее, язык толще. Он целуется по-другому. Он не ждёт, когда я попрошу, едва дожидается моего ответа. Его рука скользит под моё колено, пальцы ласкают бедро, пока он закидывает мою ногу себе на талию. Он внутри меня, и я слышу его стон. Он вновь целует меня...
Я слышу его тяжёлое дыхание в темноте, в другой комнате. Он голый под грубыми шкурами, и я внезапно осознаю, что это не совсем сон.
Где-то там Ревик смотрит. Я знаю, это нереально, и он больше не здесь.
Он мёртв. Я это знаю.
И все же почему-то это все равно ощущается как предательство.
Глава 36
Вызов
Я встала до рассвета.
Когда я покинула своё спальное помещение и выбралась наружу, на свет, мужчина с шоколадными глазами стал первым, кого я увидела. Он сидел на деревянной ступеньке и курил hiri, одну из сигарет видящих, а у его бедра стояла чашка чая-масала.
Я провела ночь в чем-то вроде коттеджа - одном из многих, стоявших на краю широкого двора сразу за основным домом Вэша. Большая часть комплекса располагалась за входом, через который мы с Чандрэ вошли накануне. Двор состоял из огромного участка травы и земли, который начинался у края этих зданий, выходивших окнами на улицу. В центре находился круг из плоских белых камней, а посередине этого круга находилась пирамида из камней, выкрашенных в белый цвет.
В разные стороны отсюда расходились тропы, на которых находились небольшие храмы и тенистые деревья. Даже в рассветной прохладе среди этих деревьев бродили видящие, общавшиеся на смеси языков и жестов руками.
Я гадала, почему они вообще утруждали себя разговорами вслух, и почему мужчин настолько больше, чем женщин... затем заметила, что мужчина с карими глазами смотрит на меня.
Заметив, как взгляд этих глаз задерживается на моих босых ногах, я приняла решение.
Я целенаправленно подошла к нему, остановившись возле места, где он сидел на деревянной ступеньке. Когда я подошла, он не встал, и я не села, но мы безмолвно смерили друг друга взглядами.
«Недобровольные», - сказал голос в моей голове.
Я слегка подпрыгнула.
- Что?
«Ты гадала, почему нет женщин. Они быстрее распродаются. Более крупный рынок для недобровольных. Ты должна знать это, Высокочтимый Мост».
Он сделал затяжку сигаретой видящих, выпустив идеальное колечко дыма и ожидая, когда я соображу. Его улыбка скривилась.
«И мы говорим вслух по той же причине, по какой говорят все создания, Высокочтимый Мост. Чтобы быть услышанными».
- Ты говоришь по-английски? - спросила я. - Вслух, имею в виду.
Уголки его губ приподнялись в заметной улыбке.
- Да.
У него был акцент, но я могла определить его лишь как азиатский.
Он всматривался в моё лицо, затем взгляд его карих глаз скользнул по моим тонким хлопковым штанам, вновь помедлив на моих босых ступнях.
- Ты... - он улыбнулся ещё шире. - Хорошо спала, Высокочтимый Мост?
Я крепче скрестила руки на груди. Я показала на его оружие, видимое под курткой.