От ревности Костя дошёл до ручки. Обычно в моменты творческих мук ему помогала природа. Вот и сейчас, молодой инстинкт самосохранения подсказал, что хорошо бы убраться подальше от цивилизации и всё как-то образуется, природа сама подскажет правильное решение, потому как сам он себя исчерпал и стал себе отвратителен. Не было у него больше сил находиться с ней в одном городе, дышать тем же воздухом. Как мог он так низко пасть? Он стоик, который тренировал себя годами, он, который избрал путь творца отшельника, приучил себя к созерцанию глубин искусства и был озабочен мыслями о возвышенном, как мог он стать жертвой колдовства. А иначе как объяснить эту постоянную навязчивую мысль только о ней и болезненные видения. Костя почти укрепился в странном предположении, что он стал жертвой чёрной магии!
В паутине своих бредовых подозрений он вспомнил, как кто-то ему рассказал об ужасной истории с одним художником, которого извела одна баба по наущению завистников. Он стал пить горькую, перестал работать, дошёл до самоубийства, а мастерская его и картины странным образом подверглись вандализму. И совершенно логично в Костиной голове всплывала эта история загадочной смерти двух художников и прилипшее к его Музе прозвище.
Вот и у него много завистников…
И на этой патетической ноте он решил удалиться в леса.
К его домику подступали тёмные гигантские ели, рано утром он входил под их кров и шёл куда глаза глядят. Год выдался грибным и Костя с увлечением предался этому национальному спорту, а вечером разбирал, сортировал, жарил и уминал. Стоял замечательный теплый сентябрь, и трава на лужайках хоть и была уже не такой высокой и изумрудно зелёной, но стоило в неё упасть, как она отдавала все запахи накопленные за лето. Бабочки-капустницы, хоть и редкие да и те подусталые всё ещё кружились над колокольчиками, совсем близко от Костиного лица. Он затаив дыхание следил глазами за их бесшумным порханием и вот одна из бледно жёлтых бесстрашно села ему на нос, зашевелила мягкими крылышками, защекотала и Костя чихнул… Он лежал на спине ничком, и смотрел в пепельнобелёсое небо, в котором высоко-высоко, вился и пел жаворонок, будто хотел он успеть натанцеваться до упаду, до того как через пару недель наступит настоящая осень. Кузнечики всё также безудержно стрекотали, а вот и дятел застучал о пустой ствол, и вдруг словно решив посолировать в этой лесной песне закуковала знакомая птичка. Почему Костя решил посчитать? Наверное от озорства, а может просто от молодого отупения, от того, что несмотря на кризис творчества и любви впереди его ждало много, много лет жизни…
И раз, и два, и три ку-ку… И вдруг всё оборвалось. Будто эту птичку кто слопал. Костя сел, сорвал травинку с досадой перекусил её и через пару минут стал увещевать судьбу и бороться с суеверием.
Он встал, отряхнул джинсы, а заодно и пару муравьёв бодро ползущих в неведомом направлении по его рукаву и с досадой подумал, что Муза тоже верила в приметы и он всячески смеялся над её снами, в которых то выпадали зубы и снились покойники, то ей дарили жемчужные ожерелья, а то она плавала в бассейне с дохлой рыбой. Ну, а теперь как назло эта дурацкая кукушка… Нет, он не должен поддаваться глупому суеверию! Ему нечего бояться. Нужно отогнать, забыть этот образ роковой женщины, распутать клубок хитросплетений, начать свою жизнь с нового витка и наконец вспомнить, что муки творчества в тысячу раз благотворней мук любви.
Прошла неделя, созерцание природы не привело ни к успокоению, ни к оплодотворению. Стало ещё хуже. Он стал бояться приближения ночи, из соседней деревни доносились то странные вопли, то звуки музыки, то женский плач. Мысли о смерти, о бренности не давали спать, он выходил за порог закидывал голову и пытаясь найти Млечный Путь с Медведицей и определить вечно блуждающий Ковш, окунался в такую гробовую безлунную тишь, что казалось ещё мгновение и она похоронит его заживо. Собирание грибов и брусники уже шло носом, книжки все были прочитаны, к карандашу и альбому он не притронулся, но зато как наваждение в его памяти всё чаще возникало их знакомство, мелькали подстреленные утки того злосчастного вечера и как зайдя на кухню он увидел девушку держащую на вытянутой руке за горло птичку, головка которой мёртвенно свешивалась набок, а другой рукой, с брезгливым выражением на губах, она пыталась отодрать запёкшуюся слизкую массу перьев. На этой охоте, было много крови, одну из собак случайно подстрелили и хозяин в тот вечер напился до бесчувствия.