Костя перешагнул порог и оказался в очень живописной комнатке, где все стены были украшены большими листами бумаги с загадочными знаками, гирляндами из живых цветов, а яркие лубочные картинки из жизни индийских богов соседствовали с афишами знаменитых белозубых кино героев. И вся эта экзотика, столь странно вяжущаяся с Парижем, плавала в густом мареве курений под аккомпанемент индийской музыки. Человек жестами усадил Костю на низенький пуфик, потянулся к альбому и увидев свой портрет радостно, словно игрушечный «болванчик» закивал головой.
Какое счастье! Нужно рисунок индусу подарить, и побыстрее отсюда свалить! И со словами «рашен сувенир» он вырвал его из альбома и сделал движение чтобы встать. Но в ответ индус беспокойно залопотал «индишь сувенир» и ткнул пальцем в сторону стены, где висели таинственные знаки на больших листах бумаги. Привыкнув к полумраку Костя заметил в глубине комнатки кресло (что-то среднее между зубоврачебным и гинекологическим) и странную маленькую машинку вроде инструмента для выжигания по дереву, а рядом столик с пигментами. Ну, конечно, это же образцы татуировок, а этот тип их колет!
Гостеприимный мастер тату, налил Косте чая, усадил в кресло и предложил тоненькую самокрутку. Видимо это была травка, потому как после второй затяжки у Кости с непривычки всё перед глазами поплыло, стало поташнивать, разноцветные круги вроде воздушных шариков полетели куда-то в небо, но это длилось лишь мгновение, после которого ему стало очень хорошо. Он почувствовал невесомость своего тела и невероятное ощущение свободы. Ему почудилось, что он не в кресле, а в своей детской кроватке и кто-то ему поёт песни и укачивает, но потом оказалось, что это вовсе не колыбелька, а маленькая лодка, а вокруг простирается безбрежное синее озеро с огромными розовыми лотосами; потом он почувствовал лёгкие уколы и почему то подумал, что это наверняка комары, которых на воде в это время года всегда полно, солнышко стало припекать, откуда ни возьмись порыв ветра принёс из за леса тёмную тучу и на лицо ему упали крупные тёплые капли. Шум летнего дождя перешёл в струнно монотонную музыку, воздух наполнился одуряющим запахов каких-то приторных цветов и в бессознании промелькнуло, что наверное его индус усыпил, а может и отравил, но страха он не почувствовал, а лёг на дно лодочки и погрузился в сладкий счастливый полусон. Сколько он был в отлёте сказать трудно, но обратно к реальной жизни его вернул голос индуса, который что-то радостно лопотал. На руке у Кости (трудно определить это словом красовалась) но тем не менее он увидел графический рисунок наколку, которая напоминала солнце и одновременно паутину или некую космическую воронку с тремя странными иероглифами в центре. В рисунке не было ничего замысловатого, он был достаточно простым, почти примитивным, так что Костя даже подумал, что его портрет видимо тянет на самое дешевое тату… Вернувшись в Питер, он несколько недель мазал воспалённую кожу какой-то мазью, которую ему всучил индиец, а его родители требовали чтобы он показался специалисту потому как рука болела и он её бинтовал. К своей тагу он со временем привык и забыл о ней, как привыкают к родинкам на теле и никогда в последствии не задавался вопросом, что означает сей знак. И сейчас, по прошествии стольких лет, встреча в аптеке и загадочные слова панка о солнце и юге, воскресили полу забытые события. Действительно, индус ему тогда повторял «артист, артист…» и ещё какие-то слова, тыкал в картинки танцующих богов, но Костя французского не разумел, а потому все эти годы оставался в полном неведении брахмановой символики. То состояние нирваны, которое он невольно испытал в кресле «мага» до сих пор в нём остро присутствовало. Не раз особенно в моменты творческих тупиков, он вспоминал это незабываемое парение, бестелесность и ощущение власти. На всю жизнь у него осталось чувство, что он заглянул в какую-то неведомую бездну и что если бы это состояние потустороннего Зазеркалья перевести в реальную жизнь и каким-то особым чутьём преобразить в творчестве, то тогда он станет обладателем секрета и уж никогда у него не будет кризисов жанра и мук творчества.
Ни на какие юга Косте ехать не хотелось.
Одно желание отоспаться и хоть как-то успокоиться. Но странным образом аптечный панк и его слова запали в душу, будучи человеком впечатлительным Костя стал воскрешать в памяти историю своего тату, разглядывал руку в лупу, копался в книжках пытаясь разгадать символику, а мысли и фантазия переносили его в жаркие страны и он невольно стал думать о путешествиях. Африку он сразу отмёл, Мексика — слишком далеко, хотя ацтеки его очень привлекали, в Тунис и Марокко его не тянуло, а из солнечных стран те что поближе предпочтение он отдал Италии. Валяясь часами у себя в мастерской он подогревал своё воображение просмотром разных буклетов, делал он это скорее для рассеяния мыслей, для полёта мечты, для воображения, да и вообще введения себя в нормальную творческую колею. Его подсознание постепенно очистилось, страхи улеглись и голова обрела прозрачную пустоту. И в какой-то момент, то ли от того что он наконец стал крепко спать, то ли от красивых глянцевых видов он вдруг подумал: а почему бы собственно не поехать ему в Италию? И как-то враз, всё его существо обратилось в волнительное ожидание неизвестности и влекущая сила открытий окончательно переломила инерцию. А ещё эта сила целиком отринув страхи наполнила его душу подобием уверенности в себе. Ему даже показалось, что он вполне способен на нечто новое, неожиданное и может быть даже значительное.