— Да, вроде того… но не так, как ты.
— Что, небось Академию кончал и о славе мечтаешь? Как зовут-то тебя?
— Костя Зайцев.
— Нет, о таком ничего не слыхал и даже твоих работ не видал. Ты из каких мест?
— Из Питера, и я действительно «Репу» кончал. Но давно, ты тогда ещё в школе учился.
— Вообще-то я Борис, но меня все Барсом кличут. Это такое прозвище, ну, если хочешь, псевдоним, актёрская подпись…
Псевдоним он произнёс с ударением на «о» и Костя подумал, что совершенно зря он заговорил с этим малограмотным парнем.
— Ты надолго ли в Неаполь или дальше путь держишь? — спросил Барс.
— Да я на неделю и только в Неаполь и, знаешь, уже домой охота, не нравится мне здесь ужасно, — Барс как-то неопределённо хмыкнул в ответ, будто хотел возразить, но Костя продолжил. — Я ждал чего-то другого, думал набраться впечатлений, а представляешь, даже ни разу альбома не раскрыл. Пыльно здесь, жарко и бедность удручающая, как в узбекском ауле… Не вдохновляет всё это.
Он хотел развить свою мысль и уже готов был продолжить рассуждения о бренности жизни и вообще о том, что счастья на свете мало, да и где его искать, но осёкся и тут же подумал, что нечего метать бисер перед первым встречным.
Пока они болтали, Барс закончил очередную картинку, отставил её в сторонку на просушку и когда Костя решил уже с ним распрощаться парень добродушно улыбнулся и произнёс.
— Слушай, приходи сегодня вечером ко мне. Вы где остановились?
— В гостинице «Julia», да ты знаешь, это такая длинная уродина в тридцать пять этажей.
— Ну, так это совсем рядом от меня. Вот смотри, я тебе сейчас нацарапаю планчик. Дай-ка твой шикарный альбом… Здесь твоя Джулия, ты заворачиваешь за неё и сразу попадаешь на широкую улицу, идёшь по ней до конца, потом туннель, это подземный переход и выходишь прямо на набережную, потом повернёшь направо и через сто метров увидишь кабак, он приметный, на нём большой осьминог изображён, да ты не потеряешься, наши русские нигде не пропадают. Тебе от гостиницы до ресторана ходу пятнадцать минут.
И с этими словами парень вернул Косте альбом.
— Когда приходить?
— Часам к десяти. Неаполитанцы в это время только начинают жить.
Он хотел ещё что-то добавить, но его намётанный глаз заметил пару туристов которые с интересом разглядывали его картинки. Кажется они говорили между собой по-немецки и мужчина спорил с женщиной, а та всё тянула в сторону. На помощь сомневающимся вовремя подоспел Барсик. Он учтиво поздоровался и после нескольких слов женщина рассмеялась, присела на корточки и стала перебирать одну за другой картинки, сравнивать, потом позвала мужчину и они вместе углубились в живопись Барса. А он скромно стоял поодаль, наблюдал, изредка делал замечания, деликатно отходил в сторону, как бы показывая всем своим видом, что он не давит на покупателя, а вежливо предоставляет им самостоятельный выбор.
«Хитрая бестия. И как умело себя ведёт. Интересно, на каком языке он с ними балакает», — подумал Костя и поймал себя на том, что он бы так не сумел. «Вот Музочка умела, конечно, иначе, но у неё это хорошо получалось. А я могу только творить, а продавец из меня никакой». Через пару минут он увидел как мужчина достаёт из бумажника деньги, а Барсик из своего чемодана вынимает тугой рулон чёрных полиэтиленовых мешков. Вот он оторвал один и вложил в него два своих шедевра.
— Ну, товарищ художник, мы вас обыскались! — услышал Костя за спиной голос гида. — Куда же вы потерялись? Скорее, скорее, поторопитесь, вас все ждут, я уж с ног сбилась, отчаялась вас в толпе найти…
— Простите, знакомого встретил, разговорился…
Гид цепко ухватила Костю за руку и ловко лавируя в толпе они устремилась к выходу. На площади, перед музейными кассами изнывала на солнцепеке их группа. В программе, на сегодня ещё было запланировано посещение двух музеев. Ни сил, ни желания у Кости не было…
К художественному музею «Capo Di Monte» им пришлось подниматься долго в гору пешком по узенькой извилистой улице. По причине дорожных работ автобус выбросил их на полпути. Огромное здание музея помещалось на горе, окруженное большим тенистым и ужасно запущенным парком. Когда-то, очень давно здесь были посажены пальмы, вырыты пруды и разбиты цветочные клумбы. Но теперь пальмы вымахали до небес и их стволы, как непричёсанная швабра заросла по всей длине ствола, дорожки как щетиной покрылись выжженной травой, пруды превратились в болотца и отдыхающие топили в них бутылки, а клумбы буйно разрослись в умятые телами лужайки. Сам многоэтажный мастодонт музея был наполнен километрами живописи восемнадцатого века где нескончаемые цветочно-фруктовые натюрморты перемежались с грудой голых селюлитных тел. Косте хотелось взглянуть на знаменитых Тициановых «Пап» в кроваво-вишнёвых облачениях, но как назло этот зал оказался закрыт и удалось увидеть только Брейгелевских «Слепцов».