Надеется, что он различит её когда-нибудь, тщетно.
С особым любованьем, наполненной светлой грустью, дотягивалась до его лба, опускала пальцы по его струящимися чёрными волосами, вольно лежавшими под трухлявым капюшоном.
– Знаешь, на что обычно обращаю внимание в мужчине? На его голос, – затаивала дыхание, погибала от тишины и собственных вибраций. – Кто сказал тебе не говорить? Я хочу услышать твой голос. Ты можешь позвать на помощь и уйти отсюда, если заговоришь. Отсутствие языка не помеха. Заговори, тогда за тобой придут. Тебя услышат. Это мой голос теряется в песках, – слова, перешедшие на шёпот-заклинание, надрывный, страдающий, молящий, теряющийся в громогласных потоках не прикрывающейся бури. Просила его. Передавала моление ментально. Отрывала от себя, чтобы лишь поднять ангела в небо. – Пускай буду гореть вечность в Аду, страдать за позор от моей руки, но я спасу тебя. Ты не можешь жить без крыльев. Заговори. Лучше возьми мой язык, мой слух и моё зрение. Можешь оставить тут, только прошу, возвратись туда, где твоё место. Я умру счастливой, обещаю, – смотрела на его веки, глядела на его губы. – Ты даже не заметишь. Ты станешь могучим, стремительным и свободным. И такие как я померкнут, – и вновь пальцы у его нижней губы. – Заговори. Верю в тебя. Закричи! Взмоли! – а буря ревела и метала, разрывала нашу связь, холодела. Остатки песка вращались так быстро, превращаясь в ураганы, разрывающие землю до основания. А ангел стоял вплотную со мной, не двигался, не понимал просьбы, не пытался открыть рот, боясь, стыдясь себя, вспоминая вновь и вновь сцены из прошлого, что превратили его в калеку. – Заговори! – кричала в гул, цепляясь в него мёртвой хваткой.
На нас надвигались со всех сторон песчаные ураганы, в песке видела темнеющее небо, будто бы в него добавили красно-оранжевый оттенок, а солнце… оно меркло… выцветало.
Надвигался конец всему.
Мы дошли до конца вакуума, но Высшие решили помучить нас сильнее. Решили добить двоих, наслав на них ураганный ветер. И пока один будет держаться, умолять немого заговорить, видеть надвигающийся ужас, второй будет стоять и ожидать конца как столб. Несправедливость. Реальность.
До последнего дыхания.
До конца надежды.
До последнего, что останется.
Моё обещание. Моя клятва. Мои слова.
Что ещё у меня можно забрать, чтобы вернуться домой? Я не представляла этот ужас, творившийся повсюду. Даже земля под ногами трескалась. Я хваталась за ангела, просила держать до последнего, но он стоял, решив не протягивать руку утопающему.
Понимаю. Не виню. Однако не отпущу.
Ураганы были так близко, что они придавливали нас в центр их столкновения. Некуда бежать. Как дура схватила его руки и понеслась по разрубленной земле, в вихри и через них подальше от ураганов, используя последние силы. Не теряя веры. Мы бежали, а за нами нёсся ветер, снося, хватая за ноги. Мы бежали. Я держала как помешанная его руку. Тянула его, спасая нас. Я билась с ветром. И последнее, что видела, оказался не огромнейший валун с размером в обычную машину, а пушистый лёгкий снег. Он падал с красного неба, мелкий, холодный. За ним на наши головы посыпался град. Земля принялась подниматься вместе с надвигающимися ураганами, всё переворачивалось с ног до головы.
Снег.
Часть вторая. Тундра
Глава девятая. Отпусти пояс
Я люблю холод, признаюсь сразу. А ещё мне безумно нравится зима, но не вся, не когда январские холода, а когда только-только начинается снегопад. Он скрывает грязь человечества, делает всё чистым и хрустальным, необыкновенно воздушным и хрупким. Хоть и понимаю, что машины проедутся вновь по дороге, впитаются песок и соль в белоснежное покрывало, обгадят бензином и газом воздух и снег, люди накидают окурки на газоны, под ноги, счастливыми и нервными пойдут дальше по делам, а животные без разбора начнут облагораживать белое, обращая всё в чёрное, жёлтое, ржавое, воняющее и неприятное – всё это будто бы орало для меня, показывало истинную сущность человека, насколько он любит и природу, и чужой труд и понимает, насколько он отвратителен в своей сущности разрушать место, в котором проживает каких-то нуль-сто двадцать лет, совсем ничтожно по сравнению с горами, реками, древами, но так значительно как для червей и тараканов, тли. Именно в первые часы падения снега, когда человек не способен ему сопротивляться, лишь на злость и любование, ведь эти ни в чём неповинные снежинки – происки всего лишь на всего природы, пришедшие с зимой, – до уничтожения ощущения чистоты и хрупкости – вот это время мне любо. В сердце всё легчает и успокаивается. Хруст снега, морозный воздух, красный нос и множество мечтаний под снегопад. С особым восторгом наблюдаю из окна за падением замёрзшей воды, наполняюсь энергией и начинаю работать как проклятая, потому что именно в прохладу наивысшая работоспособность, а под снег ко всему приставляется приставка «сверх».