От холода она не могла даже дрожать. Её слабое тело вновь ломалось подо мной – трескались корки, сковавшиеся во время утопления; когда сердце убыстрилось, принялся растирать кровавые ноги и руки, возвращать ей жизнь.
Это место не предназначалось для людей. Они были беспомощны без инструментов и одежды. Эта же была словно голой на морозе, прибывшая из жарких стран. Только чудо позволяло ей дышать, бродить и болтать, как она любила. Почти всё её тело превратилось в лёд. И этот лёд топил долго. Пока нёс подальше от реки, перешёл даже на берег, вытоптал дорогу до низменности, скрыл её остатками одежды. Ждал.
Без её зрения мне не выбраться отсюда.
Будь у меня зрение, я бы уже стёр снег и разбил замыслы создателя, расквитался за содеянное. Желал мстить настолько беспощадно, чтоб даже боги пришли кланяться и упрашивать, дабы отпустил их собрата, лицемерные бессмертные, только и ждущие как стать единственным верховным богом.
Сердце билось. Она дышала. Роняла мокрую соль. Истекала болезнями. Надрывалась от непрекращающегося кашля. Её неуязвимость стремительно таяла с приходом зимы. В этом заключалась ещё одна загадка данного места.
Когда та была без сознания, набравшись силы воли, открыл глаза и замер. Надо мной хорошо поиздевались, лишили всех органов чувств кроме осязания и интуиции, а теперь, по воли создателя, ко мне возвращалось зрение. Едкая злобная усмешка.
Я не мог ничего различить, даже толком цвета, только размытость, но уже что-то. Обрадовался. Вскочил. И снова замер. Тяжёлая рука спутницы ударилась о снег.
Наблюдал, как человек находится при смерти, получал по неизвестным причинам отобранное. Неужели наказание истекало?
Можно было вновь плюнуть, самому отправиться в путь? Жалость к человеку не позволила оставить её в этот час. Тайная связь между нами…
Проклятые и брошенными всеми.
В ночной тьме образ луны и женщины, чьё тело надрывно пело о всех видах боли.
***
Не удерживай меня. Брось.
Всё тело горит.
Спаси меня. Я забываю, как дышать. Почему все звуки затихают? Почему не слышу грома, падение снега на землю и твоё шумное ровное дыхание? Ответь мне, ангел, ты ведь держишь меня. Ты взял меня за руку и не позволил уйти в иной мир.
Почему? Я же так устала.
Мне так больно.
Я устала чувствовать боль. Мне больно! Мне так больно! Надрываюсь со стоном.
Замерзаю. Дрожу. Плачу. Смотрю на белый диск, что закрывает твоё красивое противоречивое лицо. Почему в нём так много жестокости и холодности? Почему ты зажимаешь губы в ядовитой кривой ухмылке? Недостаточно, что меня поломала вода, а через всё тело прошёл ток? Мне не понять твои мысли.
Учусь дышать вновь.
Больно. Разрывает. Смачно выплёвываю тёмный сгусток на землю. Падаю в снег вновь. Пальцы держат ангела за грудки, тянут к телу, отцепляются, хотят упасть. Зачем, если тебе неприятна я, если торможу, тревожу, зачем тогда хватаешь мои ладони, обхватываешь в свои кулаки и прижимаешь к собственной груди? Что это за снисхождение? Этим меня не исцелить. Сколько ни удерживай, сколько ни смотри на меня закрытыми глазами, никто не сжалится над нами. У меня нет надежды вырваться из этой ловушки, но вот у тебя… есть все шансы. Тебе всего лишь нужно избавиться от жалости ко мне.
Тело бьётся в судорогах. Рвёт кровью. Подгибаются колени. Мечусь в агонии. Хватаюсь за путника и в бреду падаю в пропасть мысли.
Скорее всего, у меня сейчас горячка.
Скорее всего, одной ногой на суде.
Греешь меня. Сносишь метели и бураны, вырываешь из сугробов. Всё крепче сжимаешь. Скрежет твоих пальцев – слышу. Становлюсь горячей, пропускаются удары сердца. Окончательно прилипла к тебе. Ноги уже не держат. А остались они? В постоянных приступах агонии перестаю что-либо видеть, даже твоё лицо, ангел, перестаю ощущать твои ладони, тут же за меня принимается холод. Дрожу. Тянусь к тебе. Вновь и вновь.
Моё спасение.
Продолжение меня.
Моё, что скоро оторвётся.
Лента уже не знала, что объединять. Повисла обрывками на наших руках. Только на второй сон это заметил ангел и связал их вновь. Не отказывался обо мне. Терпеливо сносил неудобство.
Смотрела. Улыбалась.
И даже всхлипы не могла расслышать. Оглохла на одно ухо. Надежда, что услышу его голос, терялась в наступающей тишине.
Не будет скоро песен для меня, не будет больше отзываться мой голосок, не услышу шум моря, не услышу треск костра. Хотелось говорить, как можно больше, запомнить всё, но моё горло… Моё горло… так болело.
– Ангел, ты пришёл за мной, – шептала тихо, почти без сил, когда он вновь накрыл меня, спасая от бури. – Спасибо. Скоро мы вместе окажемся в тишине. Я хочу услышать твой голос. Думаю, он такой же прекрасный, как и ты, глубокий, сильный и немного грубый, он свободно простирается до окраин, вгоняет в трепет врагов, влюбляет окружающих и соблазняет женщин, – последние остатки храбрости позволили мне без стеснения прикоснуться пальцами к его губам. Почувствовать дрожь по его телу, внутреннюю скованность. Ему была противна поломанная женщина, а мне хотелось, чтобы его рот открылся, и он заговорил, обольстив синие уши мёдом. Водила по этим губам, улыбалась счастливой улыбкой, усмехалась в собственном безобразии и грелась о его хладнокровность. – Ты – моя последняя нежность к этому миру, не прогоняй меня. Последняя сущность, что вижу перед собой.