— Ты устал? Вообще?
— Вчера думал — устал, а сегодня понял — нет. Еще двести лет буду работать.
Надя положила свою голову ему на грудь. Распущенные волосы коснулись его подбородка.
— Странная жизнь! — сказала Надя. — Может быть, в те самые дни, когда я умирала от голода в Ленинграде, наши солдаты защищали меня оружием, сделанным из металла, для которого ты добывал руду?
— Вполне возможно, — сказал он. — В первый раз я приехал на рудник в начале войны знойным летом и застрял на три года. Работать приходилось много, дни и ночи пропадал в шахтах, спал в конторе или в сторожке, а с наступлением зимы поселился в бараке, где жили рабочие. У нас была железная печка, буржуйка. Топили ее поздно вечером, перед сном. Сушили портянки, варили кипяток. Спать ложились в одежде, не снимали шапок. Утром проснешься, а в чайнике на буржуйке лед. В те годы мы подружились с Димкой.
— Вы учились на одном курсе?
— Да. Вместе кончили, но не были друзьями. А там крепко сдружились. Катя появилась уже потом, в Москве, когда Дима приехал в аспирантуру.
— Они славные люди, — сказала Надя.
— Жаль, что у них нет телефона, — сказал Иван. — Они еще ничего не знают про нас.
— Узнают, — засмеялась Надя. — Все узнают, зашумят, всполошатся, полезут со своими благоразумными советами. Я хотела бы жить на необитаемом острове, далеко-далеко от всех. Чтобы никаких телефонов и телеграфов.
— От кого убегать?
— От скучных, ограниченных людей. Они очень опасные существа. Когда говоришь с ними, не знаешь, что у них на уме. А когда они молчат, то еще страшнее. Ни за что не угадаешь, что они сделают через минуту.
— Людей надо любить. Они достойны этого, честное слово, — серьезно сказал Иван.
— Но ведь не все одинаковы? Как узнать, кто хороший, а кто плохой? Это дьявольски сложно, их миллиарды. Кто может гарантировать, что завтра какие-то злые люди не бросят водородную бомбу в добрых людей, не сдвинут земной шар с его оси и не вызовут непоправимую катастрофу? Почему ты молчишь?
— Я слушаю тебя.
— Я понимаю твои мечты об идеальном человеке. Но кто может поручиться, что человечество не уподобится скорпиону, убивающему самого себя? Заманчиво, конечно, открывать новые и новые тайны природы, покорять стихию, чувствовать себя властелином вселенной. Но хватит ли сил остановиться, если увидишь перед собой пропасть?
Она замолчала. И было слышно обоим и ее и его дыхание. В напряженной тишине бились два человеческих сердца.
— Что же ты молчишь? — спросила она.
Он ничего не отвечал. Нежно гладил рукой ее лоб, мягкие волосы.
— Вот видишь? — тревожно заговорила она. — Вы всегда молчите, когда вам задают серьезные вопросы.
— Спрашивать легче, чем отвечать, — тихо сказал он.
— Боишься ошибиться?
— Я думаю.
— О чем?
— Хочу понять жизнь, чтобы не сбиться с пути, дойти до цели.
— Ты прав. Я понимаю. Жизнь — переменчивая штука. То черная, то белая полоса. Иногда эти полосы так далеко расходятся, что трудно переступить с одной на другую, Надо как следует примериться, изловчиться, чтобы перепрыгнуть и не сорваться в пропасть.
— Верно говоришь.
— Кажется, лет пятнадцать ты работал в шахтах, изучал недра земли, старался проникнуть в неизведанную таинственную глубину. А теперь ты вышел из подземелья, поднял голову, смотришь в небо, приглядываешься к звездам. Тебе тесна земля, высчитываешь расстояние до других миров. Я всегда поражалась таким людям. Странный, одержимый народ. Как охотники терпеливо изучают повадки зверя, чтобы подстеречь его и убить, так и вы пытливо разгадываете тайны природы, чтобы оказаться сильнее стихий, когда наступит час схватки. Вот почему вы не любите шума, молчите. И чем больше узнаете тайн, тем молчаливее становитесь.
— Сегодня я открыл еще одну тайну, — сказал Иван. — Я понял, что трудно жить одному. С тобой будет легче.
— Потому, что я не молчу?
— И потому, что ты умная.
— Этого мало. Надо, чтобы люди понимали друг друга, чтобы они были всегда близкими, а не далекими, как звезды.
— Ты никогда не курила?
— Нет. И не хочется.
— Я все собираюсь бросить, но не могу. Люди внушили себе, что курение успокаивает нервы. А мне кажется, что еще больше нервничаешь, когда накуришься. Особенно по ночам. К утру голова разламывается.
Он загасил окурок и тут же закурил новую папиросу.
— А что ты делаешь? — спросила она. — Чем занимаешься?
— Я не один. У нас большая коллективная работа. Изучаем повадки звезд и планет, как ты сказала.