— Грязнее не бывает, — сказал он, глядя на машину. — Надо помыть. Вон и речка рядом.
Она неожиданно повернулась и прыгнула как кошка, оказавшись совсем рядом с ним.
— Как же быть? Я не умею. Честное пионерское.
Он с сочувствием смотрел на маленькую, хрупкую женщину и почему-то заметил, что у ней тонкие гибкие руки с нежной матовой кожей.
— Будьте же рыцарем до конца. Сделайте доброе дело.
Он уловил в ее голосе какую-то подкупающую, почти детскую искренность и, неожиданно для себя, грубовато сказал:
— Есть у вас ведро? И мочалка?
Она так же, как за минуту перед этим, мягкими кошачьими прыжками перескочила через дорогу, открыла багажник и извлекла синее ведро и красную губку.
— Я принесу воды, а вы будете мыть. Идет?
Не дожидаясь ответа, прыгнула через кювет, побежала через густую жесткую траву к синевшей реке.
Он снял куртку и, засучив рукава, мыл машину. Машина была сильно заляпана глиной, пришлось основательно скрести ее мочалкой и смывать водой. В азарте он не заметил, как облил рубашку и запачкал новые серые брюки. Она принесла уже третье ведро воды и, стоя в стороне, весело выкрикивала, показывая рукой:
— Потрите вон там, справа. И наверху. Поберегите рубашку, снимите ее. Такая красивая, жалко.
Он подчинился ей, снял рубашку и бросил женщине на руки.
— Держите!
Она поймала рубашку и засмеялась.
— Хоп! Я хорошо ловлю. Я волейболистка. Возьмите мой фартук, клеенчатый, непромокаемый. Вот он, держите.
Она достала из машины синий с белыми полосками фартук, швырнула его через машину на голову доброхотного мойщика.
В тот момент, когда он, облачившись в кургузый женский фартук, с азартом принялся мыть крышу автомобиля, на дороге появилась легковая машина, и кто-то, высунувшись из кабины, помахал ему рукой и шутливо крикнул:
— Привет Евгению Сергеевичу! Подрабатываешь в выходной день? Желаю успеха!
Он оглянулся и узнал знакомого мужчину из своего учреждения.
— Эй-эй! Стой-ка!
Он хотел объяснить ему ситуацию, но машина, не сбавляя скорости, быстро удалилась.
— Знакомые? — спросила женщина, державшая его рубашку как флаг.
— Бухгалтер наш. Балабол. Завтра весь институт будет знать, что я мыл чужую машину на дороге.
Он сердито выплеснул на крышу остатки воды, бросил ведро и губку в багажник.
— Готово! Можете ехать.
Женщина благодарно смотрела на него, озорно подмигнула, как заговорщица.
— Плевать нам на болтунов. Правда?
Пока он надевал рубашку и приводил себя в порядок, она бросилась к багажнику и достала бутылку крымского муската.
— Вы милый человек, — сказала она, улыбаясь сияющей улыбкой. — Вы мой спаситель. Я готова вас расцеловать. Возьмите еще вот это.
Она ловким прыжком опередила мужчину и сунула в его машину бутылку с вином.
— Не сердитесь, товарищ. Счастливого вам пути!
Он не успел возразить, как она уже уселась в свою машину и тронулась с места. В маленьком зеркале она долго видела стоящего на дороге мужчину в запачканных брюках, в порванной рубашке. Закурила, иронически скривила губы.
— Деньгами не берет. Натурой принимает.
Свернув на проселочную дорогу, Евгений Сергеевич продолжал свой путь.
«Бывают же такие, — думал он о женщине-автомобилистке. — Легко живут, никаких проблем. Смеются и улыбаются. Позавидуешь. Однако, черт возьми, зачем я взял у нее дыню и вино? Глупо! Какую услугу ей сделал? Автомобилист выручил автомобилиста на дороге, и не более того. Обычное нормальное дело. Как же можно за это брать плату? И она тоже дура, с деньгами полезла. Так и привыкает человек смотреть на все глазами оценщика или купца: это, мол, столько стоит, а это столько. Выходит, простое человеческое внимание, доброта, бескорыстие ставятся ни во что. «Никто теперь ничего бесплатно не делает!» Ловко унизила меня эта милая, белокурая улыбающаяся красотка. Не вышло сунуть десятку, так она дыней и бутылкой вина откупилась. Возьми, мол, добрый человек, мы в расчете, больше я тебе ничего не должна. Не жди от меня в ответ ни чуткости, ни доброты, ни какой такой бескорыстной помощи. Если тебе когда-нибудь понадобится что-либо от меня, заплати и ты мне за услугу. Вот как порой выглядят простые невинные вещи. Ты мне, я тебе, и иного расчета между людьми нет? Да что же это, как не та самая акуловщина, с которой так решительно я жажду сразиться?
Он переехал железнодорожную линию, свернул с асфальта на ухабистую, грунтовую дорогу. Где-то здесь должна быть дача Григория Акулова. Строго говоря, это была не настоящая дача, а всего-навсего небольшой садовый домик, окруженный десятком фруктовых деревьев. Григорий в шутку называл его имением или «Акуловкой». И досталась она ему тоже, помнится, не прямым законным путем, а дана была как подачка. В те годы Гришка добивался квартиры в новом доме. Желающих было много, а всем не хватало. Гришка, правда, жил плохо, ему полагалась новая квартира, и все сотрудники отдела стояли за него горой, даже коллективное письмо в дирекцию написали, и дело было уже на мази, почти совсем выгорело, как вдруг Гришка сам же всех посадил в галошу. Явился он однажды из фабкома и говорит товарищам в отделе: