Возникает, правда, и мотив оправдания поэта Надеждой Яковлевной Мандельштам. Кто знает, какие страсти бушевали — или могли бушевать, но вовремя гасились! — в этой семье-крепости?
А нужны ли подробности после таких строк, обращенных к памяти юной сумасбродки, знавшей, может быть, одно геройство — «быть женщиной великий шаг, / сводить с ума — геройство» (Б. Пастернак), — той же Ольги Ваксель:
Один из друзей А. Блока, летописец литературного быта 1910-х годов, творец особой «петербургологии», завсегдатай артистических кабаре «Бродячая собака», «Привал комедиантов» (в Петербурге) и «Странствующий энтузиаст» и «Мансарда» (в Москве 20-х годов) Вл. Пяст запомнил то упоение, с которым молодой Мандельштам разделял богемное веселье, трактирный размах и артистичное озорство собратьев по перу. Он принимал, видимо, и свою кличку «Мраморная муха» (как автор «Камня») в подвале «Бродячей собаки», участвовал в сочинении грациозных экспромтов, своего рода литературных игр.
«Мандельштам, задирая голову, рассыпал свои оригинальные стихи», — вспоминал В. Пяст[7], приводя несколько образцов этих экспромтов, в частности строки о Блоке — «Блок — король и маг порока; / Рок и боль венчают Блока» и несколько экспромтов в честь постоянных богемных посетительниц, королев «Бродячей собаки»: он называл одну из них библейским именем Юдифь, себя, очевидно, дерзко представляя поверженным Олоферном. В сладкий ужас его повергали, судя по многим несложившимся циклам любовных посвящений — об этом говорит и раздел данной книги «Изменническая лирика», — недоступные красавицы тех лет, посещавшие «Собаку». Среди них были знаменитая балерина Тамара Карсавина, Вера Судейкина — «Коломбина 10-х годов», как называла ее А. Ахматова, актрисы Алиса Коонен, Евгения Хованская, Наталья Волохова — прототип бессмертного цикла Блока «Снежная маска», литераторши Тэффи, Лариса Рейснер… Анна Ахматова, в те годы тоже разделявшая «ночную» жизнь богемного Петербурга, вспомнит позднее о тех артистичных женщинах, вроде Саломеи Андрониковой-Гальперн, — «Соломинке», Ольге Арбениной-Гильденбрандт — красивой легкомысленной актрисе Александринки, которые в полном смысле вдохновили и «научили» Мандельштама писать стихи о любви.
Почему Мандельштам все же не создал своего образа идеальной возлюбленной, «единственной на свете» (А. Блок), не сочинил поэмы о любви как «святом месте души»? Хотя он явно испытывал воздействие «Стихов о Прекрасной Даме» А. Блока, его циклов «Снежная Маска» и «Кармен»? На его глазах слагалась книга любви В. Маяковского из поэм «Облако в штанах» и «Про это»… А совсем рядом с ним создавала свой образ великой избранницы, желавшей и в любовном поединке страдать только по великим поводам, — Анна Ахматова.
Тогда же в России жил и работал И. А. Бунин, искренне веривший, «что, может быть, для чувства любви, чувства эротического, двигающего миром, пришел писавший ее („Жизнь Арсеньева“ — В. Ч.) на землю». И на замечание одного критика об «избытке рассматривания» некоторых интимных подробностей в его любовной новеллистике Бунин отвечал с усмешкой:
— Какой там «избыток»! Я делал только тысячную долю того, как мужчины всех племен и народов «рассматривают» всюду, всегда женщин со своего десятилетнего возраста и до 90 лет… Последите-ка, как жадно это делается в каждом трамвае, особенно когда женщина ставит ногу на подножку трамвая! И есть ли это только развратность, а не нечто в тысячу раз иное, более страшное?