Доктор Гроссфляйш, автор "Техники учета тампонов" и "Экстраординарных случаев заворота спиральной инвагинации тонкой кишки: из моего личного опыта", склонился над ним. В глазах его было не больше выражения, чем в зеркальце ларинголога,-- они были холодны и пусты. И это человек, который ему так много помогал, его спонсировал и столькому его научил! Автор знаменитого, ставшего общим правилом, высказывания:"Если сомневаешься -- режь!"
Сейчас, похожий на гоблина, доктор Гроссфляйш сжимал ледоруб.
--Schweinhund*! Сначаль мы сделайт фам дер лоботомия. Ден дер диссекция без мит анестезия ф шивую!
* Schweinhund (нем.) -- негодяй (в буквальном переводе "свинская собака").
Ледоруб приблизился к его правому глазу... Хлопнула дверь. Инструмент выпал из рук хирурга и, отскочив от его мощного, цепеллиноподобного бедра, воткнулся в стол и закачался рядом с привязанной рукой Гудбоди.
--Halt!
Все шесть голов повернулись к дверям.
--Ах, токтор Ляйбфремд*! -- воскликнул доктор Гроссфляйш,-- фы дер хилер с мировой имяньем и фыдающыйся афтор "Дер нерасрешенной загадки шертфенности: фолки унд офцы!" Што есть за причин для столь траматичный врываний?
* Leibfremd (нем.) -- букв."чужое тело".
--Доктору Гудбоди надо полностью сохранить здоровье! Он единственный, кто обладает гением, необходимым для операции на мозге нашего великого лидера -- доктора Индерхауса*!
* Inderhaus (нем.) -- букв. "дом индийца".
По коже Гудбоди побежали мурашки, ему показалось, что сейчас он потеряет сознание.
--Зо, токтор Интерхаус имейт глубокий опухоль дер каниуса и речефых центрофф теятельности ф его гениальный мозг. Унд только Гудбоди есть имейт гений, штоб резать? Майн Готт, как мошем мы ему доверяйт?!
--Будем стоять у него за спиной,-- ответил доктор Ляйбфремд,-готовые при первом же ложном движении парализовать его нервную систему.
Гудбоди презрительно усмехнулся, словно исправляя ошибку первокурсника:
--Зачем мне браться за это, если потом вы все равно сделаете мне лоботомию? Причем без наркоза!
--О нет! -- вскричал доктор Ляйбфремд.-- Невзирая на все ваши преступления, мы, если вы успешно прооперируете доктора Индерхауса, оставим вам жизнь! Конечно, вам придется провести ее остаток в заключении в санатории Гроссфляйша, где (надо ли вам напоминать?) все пациенты живут как короли! Да куда там королям -- как врачи Беверли-Хиллз!
--И вы позволите мне остаться в живых?
--Та, фы умрете сфоей смертью! Ни один фрач к фам не есть прикасайся! -- горячо заверил его Гроссфляйш.-- К тому ше фам бутет сделана скитка, как проффесионалу. Тесять процентофф от фаш счет!
--Спасибо,-- смиренно произнес Гудбоди. Но на самом деле он уже искал пути побега. Мир должен узнать ужасную правду.
В день великой операции анатомический театр был заполнен врачами, съехавшимися со всех концов света. На карте стояла жизнь их обожаемого лидера -- доктора Индерхауса, и спасти его мог только уличенный и приговоренный преступник; этот Иуда, Бенедикт Арнольд, Мадд, Квислинг среди медиков!
Ввезли пациента с обритой головой. Он приветственно помахал рукой, и зал взорвался ответными аплодисментами. При виде столь бурного, граничащего с благоговением, проявления любви и уважения по его щекам покатились слезы. Но тут он увидел, что к нему приближается хирург, и в ту же секунду выражение благостности доктора Хайда на его лице сменилось на злобную гримасу Джекила.
Гудбоди надел маску и натянул перчатки. Гроссфляйш занес над ним скальпель, а другой врач, похожий на доктора Кизи после тяжелой ночи, проведенной со старшей медсестрой, нацелился на него лазером.
--Подайте назад -- мне нужно место! -- спокойно отстранил их Гудбоди. Он был холоден как лед и спокоен как поверхность аквариума с золотыми рыбками. Лишь его длинные чувствительные пальцы (он мог бы стать прекрасным пианистом, если бы выбрал в жизни не ту дорогу) чуть трепетали: словно змеи, почувствовавшие запах крови. Наступила гробовая тишина. Несмотря на то что аудитория ненавидела его как человека, презирала и испытывала к нему такое глубокое отвращение, что жаждала утопить его в плевках (без стерилизации!), они не могли сдержать преклонения перед ним как перед хирургом.
И пробил час. Скальпель взлетел и рассек кожу. Скальп был откинут. Зажужжали сверла, зажикали пилы. Верхушка черепа была поднята. Острейшие лезвия погрузились в серую подрагивающую массу.
--Ах! -- невольно вырвалось у доктора Гроссфляйша, когда он увидел обнаженные лобные доли.-- Майн Готт! Какой красафчик!
Затем раздалось единодушное "Ах!": Гудбоди продемонстрировал аудитории большую медузообразную опухоль. Невзирая на презрение к отщепенцу, доктора в течение десяти минут аплодировали ему стоя.
А он, внимая аплодисментам, с грустью думал о том, что его величайший триумф, апекс его карьеры, был в то же время его страшнейшим крушением, его надиром. А затем пациента вывезли на каталке, а хирурга скрутили, связали и спеленали. И доктора Гроссфляйш и Юберпрайс* (известный проктолог, автор классического исследования "Отравил ли доктор Ватсон трех своих жен?"), обаятельно ощерившись в дьявольски холодной с откровенно садистским предвкушением удовольствия улыбке доктора Мабузе**, приблизились к операционному столу.
* Ueberpreis (нем.) -- букв. "чрезмерная цена".
* Доктор Мабузе -- герой ряда фильмов 30-50-х годов, стремившийся захватить власть над миром.
Аудитория подалась вперед: все как один предвкушали редкое зрелище -- ведь и хирургам, и оперируему будет гораздо удобнее без анестезии: врач сможет определять реакции пациента намного быстрее и точнее, нежели когда чувства последнего одурманены.
--Доктор Икс, я полагаю? -- спросил Гудбоди, когда пришел в себя.
--Что? -- удивилась сиделка миссис Фелл.
--Так, ночной кошмар. Мне снилось, что мне отпилили руки и ноги. О!..
--Вы скоро к этому привыкнете,-- успокоила его сиделка.-Когда вам что-нибудь понадобится, нажимайте носом вот эту кнопку. И не стесняйтесь: доктор Гроссфляйш сказал, что вашими руками и ногами теперь буду я. То есть я имею в виду...
--Так, значит, я не просто теперь обрубок, а еще и обрубок сумасшедший,-- перебил он,-- Я уверен, что у меня в диагнозе стоит какая-нибудь ужасная неизлечимая мания. Ведь так?
--Так,-- ответила миссис Фелл.-- Но только кто знает, что на самом деле является сумасшествием! Бредятина одного становится религией другого. То есть кому -- шизофрения, а кому -маниакально-депрессивный психоз. Короче, вы поняли, о чем я!
Рассказывать ей о себе не имело никакого смысла. И все же он это сделал.
--Только, пожалуйста, не отмахивайтесь сразу от того, что я вам сейчас расскажу, как от обычного бреда сумасшедшего! Подумайте об этом хорошенько на досуге: присмотритесь к окружающему вас миру. Вы увидите: все, что я расскажу, имеет смысл. Пусть и странный, шиворот-навыворот, но имеет.
У нее было одно преимущество: она была сиделкой. А все сиделки прямо с момента поступления на работу тихо ненавидят докторов и потому всегда готовы поверить в самое худшее, что о тех будет сказано.
--Каждый врач дает клятву Гиппократа. Но, прежде чем принести ее публично, он дает в самом узком кругу клятву высшего порядка, более древнюю, чем клятва Гиппократа, который умер приблизительно в 377 году до рождества Христова.
Вполне возможно, что самый первый знахарь-шаман каменного века потребовал этой клятвы от второго шамана. Кто знает? Но есть письменные свидетельства (которые вам никогда не увидеть), что первый врач цивилизованного мира, первый врач древнейшего из городов-государств -- Шумерского царства, которое предшествовало даже Древнему Египту, уже требовал этой клятвы от следующего.
Так вот, "Шумерская клятва" -- прочистите мне, пожалуйста нос, дорогуша, если это вас не затруднит,-- гласит, что врач никогда и не при каких обстоятельствах не скажет ни слова о том, что касается истинных занятий врачей и истинной причины всех болезней...
Миссис Фелл попыталась несколько раз его перебить и наконец не выдержала: