Никандр Лаврентьевич тут же дал указание тов. И. И. Веснухину предоставить мне студию. Указание вождя было выполнено буквально на следующий день. Я даже во сне не мог мечтать, что, получу такой двухэтажный дворец, где три стены кирпичные, а через третью стену, сплошь стеклянную, льются потоки света.
Клянусь, что не пожалею сил и умения и на заботу о молодых художниках отвечу партии, правительству и лично дорогому и любимому Никандру Лаврентьевичу новыми шедеврами, прославляющими трудовые подвиги народа.
Накануне выставки молодых ко мне домой заявился Веснухин, известный идеологический цербер времен застоя. Перед его приходом я едва успел снять с подрамника и спрятать в чулане полотно — "Ночь в ГУЛАГе", над которым я тайно работал уже много лет.
— Что будете выставлять? — рявкнул Веснухин и пригрозил — Учтите, что разные модернистские фигли-мигли не пройдут.
И тут меня осенило: я показал ему написанную мною по заказу соседнего овощного магазина халтуру "Уборка репы". Профан-аппаратчик пришел в неописуемый восторг: "Это то, что надо!" Я с трудом удержался, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
И вот настал день открытия вернисажа.
Презрительно скривив рот, ко мне подошел Брущев. Его сопровождала толпа подобострастных аппаратчиков. Веснухин свирепо посматривал на меня из-за спины самого.
При виде моей картины Брущев хищно ощерился. Мне стало страшно. Я боялся, что он откусит мне нос.
— Это что они выкапывают? — сурово спросил он. Я ответил, что репу.
— Почему такая маленькая? — прорычал он.
Я не понял, что он имел в виду — картину или репу, и на всякий случай ответил, что пишу картины в маленькой комнате, где большие полотна не помещаются.
— Дать ему! — скомандовал он одному из сопровождавших его холуев.
Я решил, что мне дадут лет десять Колымы. Но действительность оказалась еще страшнее. Мне дали так называемую "студию" — каменный мешок с одной стеклянной стеной, через которую круглый год нещадно палит солнце. А ведь Брущев не мог не знать из досье КГБ, что я гипертоник, страдаю ишемической болезнью и астмой и жара для меня—.смерть. Я убежден, что мне дали этот двухэтажный аквариум умышленно, чтобы уничтожить в моем лице частицу культурного генофонда страны.
Только чудом я выжил и теперь с ужасом вспоминаю мрачные времена застоя.
К черту лак, даешь чернуху!
Несколько лет назад один писатель принес одну повесть в один журнал.
— Ну-с, снимем пробу, как говорится, — сказал редактор, благодушно улыбаясь.
Он наугад раскрыл рукопись и забормотал, читая страницу 148-ю.
"Мягкие хлопья снега тихо падали с серого неба… Агриппина Митрофановна готовила ужин… Хлопнула дверь, ворвались сыновья — пэтэушник Сережка привел из детского сада братишку Витюшку.
— Мать! Лопать давай! — крикнул Сережка и замасленной пятерней с чернотой под ногтями цапнул горбушку со стола.
— Помой руки сначала! И траур из-под ногтей вычисти, — крикнула мать.
— А где папа? — поинтересовался маленький Витюшка.
— Папа пошел в магазин переводные картинки тебе покупать — за хорошее поведение.
— Ура! — закричал Витюшка".
Редактор кончил бормотать и сказал:
— Увы, не пойдет. Не то, голубь мой, типичное не то.
— Да вы же не… — запузырился было автор.
— Понимаю: прочитал только полстраницы, вы хотите сказать. Но еще древние говорили: "Чтобы промочить ноги, необязательно входить в реку по пояс". Один этот эпизод свидетельствует со всей полнотой, что вы очернитель. Да-да, и не смотрите на меня глазами бешеного волка. Серое небо! Да разве это типично для наших мест? Вы что, зяблик мой, в депрессию, что ли, хотите вогнать нашего читателя? Не позволим! Небо надо дать синим, васильковым, с розовыми перьями редких облаков, подсвеченных заходящим за кремовые громады новостроек румяным и ласковым солнцем. Я не навязываю, конечно, а просто задаю вам нужную, мажорную тональность. А грязные руки с траурными ногтями? Да как у вас перо только повернулось?! Пишете о молодой смене нашего рабочего класса, словно это жертва потогонной системы где-нибудь у "Даймлер-Бенца"! Да он еще и "лопать" просит! Будто в училище они* не получают калорийную пищу. И выраженьице какое-то люмпеновское подцепили — "лопать"! Не дадим засорять наш язык вульгаризмами, не дадим. Сын должен обнять мать сильными, чистыми руками и сразу же предложить ей свою помощь. К примеру: "Хочешь, родная, к сейчас побелю потолки или отциклюю пол в гостиной?" И, наконец, отец. За переводными картинками он, видите ли, пошел. Курам на смех! Где размах, где ширь души, где благосостояние, наконец) Отец должен купить младшенькому электрическую железную дорогу, гоночный велосипед и полное собрание сочинений братьев Гримм: Как минимум. Можно Сергея Михалкова вместо братьев Гримм, я не сковываю вашу творческую фантазию. Но тональность вам понятна? Вот идите и работайте.