Десять минут спустя я расправился со снотворным – стаканом молока с мёдом. Заснуть в дикую жару, что стояла в те дни, без снотворного я не мог. Ворочаться с боку на бок до полуночи мне, жаворонку, не улыбается.
Не успел я завалиться на боковую, как затрезвонил телефон. Я снял трубку. Звонил Вадик, внук Самуилыча.
Вадик попросил проведать деда, потому как дед на звонки не отвечает. Вадик звонил деду три раза, и держал трубку по пятнадцать гудков.
Голос Вадика я бы назвал взволнованным.
– Ян, я, конечно, понимаю, что уже поздно, и вы, наверное, уже собирались спать, но я сейчас далековато, приехать сразу не смогу. Может, деду плохо? Он ведь сегодня опять перенервничал с этим Афоней. Слышали, как дед стрелял часов в шесть?
– Слышал. Но прошло уже четыре часа. Уже мог бы и успокоиться. Может, дед спит? Почти половина одиннадцатого. Дед ложится рано?
– Обычно он если и ложится, то ещё час не спит. Сейчас по ночам такая духота… Так что должен бы трубку взять. Я могу приехать, но особенно не хочется. У нас тут весело. Ну, пожалуйста, Ян. Вам же до деда всего два шага.
– Ладно, веселись. Я посмотрю.
Слушать благодарности Вадика я не стал, повесил трубку.
Вадик звонил мне и раньше. Звонки тех, кто волнуется за престарелых родственников, мне не в диковинку. Как-то пару раз звонили даже среди ночи. Всем старикам, что живут в моём подъезде, я как нянька. Родня старичков да старушек думает, что раз я не работаю на заводе с восьми до пяти, а сижу дома, то времени у меня завались, и я могу смотаться на девятый этаж проведать бабульку, а то не отвечает на звонки. Сгоняй, Ян, глянь. Может, с бабушкой чего случилось?
Я натянул штаны, футболку, тапки, потопал к Самуилычу. Пока я шаркал шлёпанцами по ступенькам, в голове вертелись вой Туза и народная примета “Собака воет к покойнику”.
*
*
Лестничная клетка второго этажа освещалась сорокаваттной лампочкой с первого. Жаловаться грех, ведь в других домах подъездные лампочки не всегда доживают и до второй ночи.
В полутьме я с трудом нашёл-нащупал возле двери Самуилыча кнопку дверного звонка, прижал пальцем. Изнутри квартиры донёслась трель звонка. Кроме трели я услышал ноль звуков. Ни шарканья домашних тапочек, ни “Кто там?”.
Я постучал в дверь пальцами. В ответ послушал тишину. Я постучал кулаком. Тишина. Я взялся за ручку, нажал. Ручка опустилась, замок скрипнул. Дверь подалась ко мне, сквозь щель вырвался свет, прочертил белую полоску на чёрном полу, прямо как во второсортных ужастиках.
Во входных дверях Самуилыча замок стоял простой, не автомат, без защёлки. Проверни ручку и входи. Если бы Самуилыч выскочил выбросить мусор в мусоропровод, и при этом дверь в квартиру оставил приоткрытой, то мог не опасаться, что сквозняк захлопнет дверь и оставит хозяина квартиры на лестничной клетке без ключей.
Я подумал как герой третьесортного детектива: почему Самуилыч на ночь глядя оставил дверь открытой, не запертой на замок?
Когда я занёс ногу над порогом, откуда ни возьмись вынырнул охотничий помощник по кличке Туз, прошмыгнул между моей ногой и дверным косяком, дал дёру. Только пятки и засверкали.
Я перевёл дух. Своим неожиданным появлением и ещё более стремительным исчезновением Туз меня чуток напугал. А кое-кто говорит, что я не робкого десятка.
Затем я порог таки переступил. Затем увидел Самуилыча. Хоть я и не семи пядей во лбу, а с первого взгляда понял, что Самуилыч отправился к праотцам.
Самуилыч лежал в коридоре, возле туалета. На животе. В старом махровом банном халате. С дырищей в спине напротив сердца. Рядом со стариком лежала двустволка, из которой Самуилыч стрелял в воздух, Афоня лупил по потолку, а кто-то пальнул дуплетом Самуилычу в спину.
С какой стати я уверовал именно в дуплет, а не допустил смерть Самуилыча от выстрела одиночного? Потому как такую дырищу, что зияла в спине Самуилыча, один заряд не проделает. Разве что боеприпасы из обеднённого урана очередной Кулибин приспособил для стрельбы из двустволки.
Предполагать, что Самуилыч всё ещё жив, и ему нужна срочная помощь, я счёл глупостью. С такими дырами не выживают.
По привычке я засёк время, когда обнаружил труп. В записной книжке мобильника я записал: “Труп Самуилыча. 22.25”.
Не знаю почему, а я подумал, что в то время, когда впервые завыл Туз, Самуилыч нас уже покинул.
Я набрал номер. Ответа дождался через семь гудков.
– Ян, я занят, перезвони.
– Юсуп, у меня тут труп. В груди дыра. Рядом ружьишко. Когда перезвонить-то?