Я передал карту с нанесенными данными по американскому флоту Тацуки, и он сразу помчался к адмиралу Ямадзаки, а вернувшись через полчаса, сообщил, что координаты американских кораблей по радио передали в штаб Ямамото. Еще через два часа приперся сам Сигэаки, и уединившись со мной, капитаном Эйтаро, и конечно, Тацуки на свежем воздухе, на носу подлодки, поблагодарив меня от имени Ямамото за разведданные, поздравил с этой благодарностью. Затем, посерьезнев, сообщил, что согласно этим самым данным американцы переводят свой флот ближе к Японии, с базы в Сан-Диего на Гавайи, а точнее, в Перл-Харбор. И теперь нашей подводной лодке И-1 предстояло разгромить и саму гавайскую базу, и перетопить корабли, успевшие туда перебраться, после чего патрулировать воды между Гавайями и Калифорнией. Поскольку подводная лодка была готова к походу, выйти нам следовало немедленно, Ямамото в нас верил, а Император Японии, Божественный Тенно, благословил на подвиги.
Меня предстоящий рейд не беспокоил, потому что известно о нем было давно, и я к нему морально настроился, а сама поездка на Гавайи под покровительством Жюстины виделась мне туристической прогулкой. Диана была настроена благодушно, уже не помышляя о бегстве домой, а вот я о бегстве как раз думал. Еще на линкоре "Нагато", когда я опасался, что япошки выбросят нас за борт, задумался, а почему бы нам самим не выпрыгнуть с корабля, нормально подготовившись, конечно. Перед этим посоветоваться с Жюстиной о течениях и морских корабельных путях, и в нужный момент в спасательном жилете улизнуть, чтобы через пару часов нас подобрало какое-нибудь судно, или чтобы нас прибило течением к нормальному острову. Там, правда, проходили бои, которые наверняка разогнали торговцев, но сейчас план бегства был вполне реален, поскольку путешествие должно было проходить в пока еще мирных водах. Обдумывая этот план, пока мы стояли на базе, я собирался выпросить у японцев несколько тысяч баксов, чтобы не оказаться после спасения от них на мели уже в переносном смысле, но, к сожалению, замотавшись так и не сделал этого. Впрочем, с таким советчиком и информатором как Жюстина, бедности бояться не стоило.
Само отплытие прошло буднично и неприметно. В отличие от ухода в море "Нагато", когда нас вышла провожать чуть не вся Япония, но как я выяснил только что у Жюстины, там мы стояли в порту Йокосуки, и появление на причалах всех мыслимых родственников было вполне объяснимо. Здесь же мы были на Тайване, и провожать нас было просто некому. Мы с Дианой стояли на палубе, когда подводная лодка отошла от причала, несколько друзей наших моряков из других экипажей что-то кричали нам вслед и махали руками, после чего разошлись по своим делам.
Плавание обещало быть долгим и нудным, до Гавайских островов идти было почти десять тысяч километров, покрыв две трети Тихого океана. Подводная лодка сама по себе не самое быстроходное судно, а тут в целях сбережения топлива предполагался экономичный ход, не более двадцати километров в час, элементарный подсчет показывал, что преодолевая в сутки до пятисот километров, на месте мы будем в лучшем случае через три недели. Это если не помешают тропические шторма, с которыми бороться можно было, только пережидая их в погруженном состоянии. Что до кораблей противника, которые тоже могли нас задержать, то против них у нас имелись более эффективные средства, и главное из них, двухсоттрехмиллиметровое универсальное орудие, способное стрелять и по кораблям, и по самолетам как зенитное, не знаю уж, что за гений додумался до такого извращения. Впрочем, если обычный наводчик вряд ли мог бы сковырнуть снарядом огромной пушки самолет, то для Жюстины, как я надеялся, это не должно было быть проблемой.
С первого же дня сильно напрягла несусветная жара, царившая над океаном. В сочетании с высокой влажностью, даже относительно невысокие плюс тридцать превращались в большую проблему. Такая погода не была сюрпризом, нечто подобное наблюдалось все последние дни, но то ли потеплело еще на пару градусов, и это превысило некий предел, то ли накопилась усталость от такого климата, но именно сейчас он по-особому начал действовать на нервы. Впрочем, не только мне, весь экипаж обливался потом, задыхался от духоты и изнывал от жары, для них это было тем тяжелее, что никто не отменял службу и вахты, как и требования к внешнему виду.
Я нашел было простое и эффективное средство против этого безумного кошмара, ближе к полудню, когда солнце нагрело океан и торчащую в нем подлодку всерьез, залез в ванну. Сидеть в ней было настоящим наслаждением, несмотря на теплую воду, и общую затхлость воздуха внутри лодки. Но после того как я на минутку уступил ванну Диане, прохладное местечко оказалось потеряно для меня навсегда. Я как мог, устроился на палубе под натянутым куском брезента, и полуголым проводил там почти все время, несмотря на явное неудовольствие капитана Эйтаро.
Отношения с капитаном у нас не складывались, я чувствовал себя на его корабле достаточно свободно, чем, наверное, и раздражал его, привыкшего все держать в подчинении. Капитан попробовал загрузить меня обязанностью следить за обстановкой вокруг корабля, но я отказался, по понятным причинам, но без их объяснения, что тоже не способствовало укреплению доверия между нами. Впрочем, ночью меня по моей просьбе несколько раз будили, и я добросовестно выяснял у Жюстины расположение вражеских судов вокруг нас, но ничего интересного узнать не удавалось. Ближайшими к нам американскими кораблями были такие же, как наша, подводные лодки, находящиеся в свободном поиске, а гоняться за ними не входило в наши задачи, тем более, что понятие ближайшие было весьма относительным.
На третий день пути, вскоре после завтрака, Тацуки попросил меня подняться на палубу. Находящийся там капитан Эйтаро осматривал в бинокль горизонт.
- Прямо по курсу грузовой корабль под датским флагом. - Отрывисто и зло, как и всегда в последнее время, сообщил он мне. - Ты не знаешь, что это за судно?
- Нет. - Жюстину при последнем разговоре я о гражданских кораблях не расспрашивал, впрочем, как и всегда, а сейчас любопытная Диана как раз полезла во внутренности подлодки, что-то там узнавать в аккумуляторах, спать она не собиралась, и Жюстина помочь мне никак не могла.