Ванюш прибежал на ферму. Загнал телят под навес, хотя там мало было сухого места, — дождь капал через худую крышу. Телята собрались в кучу, дрожали от холода. На полу блестели лужи. Послышалось — кто-то пел в хлеву для телят, скреб пол железной лопатой. Ванюш заглянул, увидел Елвен.
— Тетя Елвен, не надо было телят сейчас выгонять, они же мокнут, холодно им. Зачем зло на бессловесных животных вымещать?
Елвен с грохотом отшвырнула железную лопату, задрала голову, вышла из конюшни.
— В хлеву держу — говорите, почему держу, не выпускаю; выпустила — говорите, почему выпустила. Второй год работаю, и выпускала и загоняла когда хотела. Никто меня на каждом шагу словом не упрекал. Вот беда навалилась, вот это беда! — Она еще долго кричала, но Ванюш ее уже не слушал, вошел в дом животноводов. За ним влетел Стюпан, мокрый с головы до ног. Скинул шапку, ладонью вытер лицо.
— Ванюш, сынок, что будем делать? Сильный дождь, скот выгонять в поле нельзя, — вздохнула тетка Плаги.
— Траву, что на конюшне лежит, надо дать, — сказала Унисье.
— Нет, та для молодняка, — не согласилась Плаги.
Ванюш молчал.
Плаги подошла к нему, теребя уголок платка, заговорила быстро:
— Там травы для телят на зиму не хватит. У зимы живот большой… Пока нет снега, пусть будут на подножном корму. В газетах вон пишут…
— Сами же ругаете, когда телята голодные стоят, — раздраженно сказала Унисье. — Пока надо дать, а там — живы будем, увидим.
— Мы-то живем, а скот пропадает. — Старуха отвернулась от Унисье, положила руку на сердце. — Грех-то какой мы на душу взяли, боже нас упаси. — Она горестно покачала головой, умоляюще взглянула на Ванюша, который стоял задумавшись, и отошла к двери.
— Плаги-ака права, — решил он. — Будем кормить картофельной ботвой, капустными листьями.
— В такую слякоть с ботвой возиться? Выдумали тоже, — зло отозвалась Унисье.
— Иди запрягай лошадь, — сказал Ванюш Стюпану. — Поедешь за ботвой. Плащ надень. Скоро и я подойду.
— Я тоже поеду, — заторопилась тетка Плаги, — хоть немного, да помогу.
— Ну и я, — краешком глаза взглянув на Ванюша, согласилась Унисье, решив, видно, пока не перечить.
Но Ванюш остановил ее:
— Тетя Унисье, ты подожди, мне с тобой поговорить надо.
Стюпан и старуха Плаги отправились в поле.
Ванюш пристально посмотрел на Унисье, она глаза отвела.
— Ты вчера всю траву, что мы скосили, к своей сестре Елвен отвезла… Так ведь?
— А что мне делать было, лошадь не тянула. Не посреди же улицы сваливать? Я думала, там хуже растащат. До сегодня нас никто травой не упрекал. Трава не больно хлеб…
— Для фермы трава тот же хлеб, — перебил ее Ванюш.
— Столько скота вашим силосом не накормите. Зять, бывало, когда его спросят, сколько заложили силоса, отвечал только: план выполнен. Никто к нему и не придирался. Кто докапываться будет? Кому охота силосные ямы разгребать да проверять?
— Траву, которую ты свезла к сестре, она себе на сеновал положила. А девушки и парни эту траву чуть не руками по оврагам да в лесу собирали. Разве это по-людски? Сама скажи, разве это по совести? — добивался от нее ответа Ванюш.
— С вами с ума сойдешь, — Унисье, так же не глядя, выбежала за дверь.
Ванюш вынул блокнот, записал: «На правлении сегодня: о силосе…» — и задумался: «А кто там меня поддержит? Салмин на курсах, Шишкина больна, разве что бригадиры… — Он спрятал блокнот и встал из-за стола. — Да, скоро морозы ударят, чем кормить скот, ума не приложу… Эх, товарищ Ерусланов, пропали мы…»
Через два-три дня дождь перестал, выглянуло солнце. На сырой траве заблестели дождевые капли, как янтарные бусы. На берегу Тельцы чернели свежие силосные ямы, две уже наполненные до краев, третья еще неполная. Около нее — холмы свежескошенной травы. Рядом с одним таким холмом, прямо на сырой земле, спит человек. Осенний холодный воздух дает себя чувствовать. Спящий то голову под фуфайку прячет, то ноги старается в траву засунуть.
К полднику Унисье приехала на возу с травой. Она хотела свалить траву, но не тут-то было — прискакала Елвен, стала ругаться.
— Зачем траву увезла?! — Она топнула, как овца, ногой. — Не разгружай воз! — Елвен дернула за вожжи, лошадь круто повернула, телега опрокинулась.
— Не подходи! — закричала Унисье, взмахнув кнутом.
— Ты же моложе меня, постесняйся, рябая! — вопила Елвен.
— Много тебе больно надо, полоротая! — кричала и Унисье. — Воровку из меня сделала.