— Я тоже так думаю, — серьезно сказала ему Симакова.
— Тогда давайте вместе за правду, согласны?
— Кабы я не была согласна, не стала бы вас спрашивать.
— Меня уже вызывали, расспрашивали.
— Я так и думала. Митин заварил кашу. Но ничего, я поговорю с Ильиным.
В тяжелых раздумьях шли они молча, и, только когда увидели работающих, услышали песни, стало им полегче. Им навстречу шагал Ванюш. Рубашка на нем вся в пыли, рукава засучил по локоть, в руке держал листок бумаги.
— Здравствуйте, — кивнул он и протянул Салмину листок. — Ордер — разрешение на сбор желудей в дубравнике, возле Русских Кищак.
— Молодец, Иван Петрович, — сердечно похвалил его Салмин. — А как там наши коровы?
— Как слоны разъелись, — весело засмеялся Ванюш. — Еще недели три продержим. Молока здорово прибавили. Надо будет выделить еще лошадь для молоковозчика. Двух не хватает.
— Вот видите, Вера Васильевна, Митин нас обвиняет в анархизме, а дела у нас понемногу поправляются.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
НА ТОКУ
Наступил сентябрь. Деревья стояли будто факелы, поля опустели.
Везли последние снопы. Издалека видны скирды и копны. На их укладку вышли пожилые, даже старики. Тут нужна большая сноровка, дело сложное.
На высокой копне, похожей издали на огромный, опрокинутый вверх дном горшок, стоит дед Кэргури с бородой белее овсяных снопов.
На полных рыдванах, один за другим, подъезжают подростки. Подкинуть сноп прямо в руки деда Кэргури, который успевает одной рукой складывать, а другой прихватывать вновь взлетевший к нему сноп, — большая радость. Тут нужна ловкость и сила. Неудачников засмеют, а умелые заслужат общее уважение. Но самое ценное — если похвалит дед.
— Молодец, — подбадривает старик умелого подавальщика. — Хлеб не просыпайте, раз прихватил вилами, уж больше не верти, не крути — сразу ко мне. Когда я был подростком, отец мне редко разрешал снопы подавать, все говорил, зерна просыпаю… Горбушку подового хлеба любите? А она-то из этих зерен составляется. Вокруг копны, бывало, полог расстилали. А у вас кафтаны-то и на дне рыдвана не расстелены.
Когда подводы задерживаются, старик не сидит сложа руки. Слезает по лестнице, деревянной лопатой похлопывает по снопам, чтобы были ровные, как подстриженные.
— Этак и дождем не промочит, и смотреть красиво. Я подростком с отцом спину гнул на Каврук-богача… Три года стояли на задах у него сложенные нами скирды. Хлеб-то был сухой-сухой… Вот уж он хвастался… Да чего там вспоминать, — машет рукой Кэргури, а сам все же договаривает: — Богачи-то хвастались, а сеяли, пололи, убирали, молотили им мы. Чужой хлеб, а все же хлеб. Мы его берегли. Снопы возили только до русского завтрака.
— А почему не весь день? — спрашивают мальчики.
— В жару хлеб начинает осыпаться. Грех не беречь хлеба. Теперь весь он наш, народный. Как же его не беречь? А вон вчера мы ехали с поля, три снопа растеряли. Салмин мне показал. Стыдно было за вас.
— Это Тимер Журавлев стал кидаться снопами, — оправдывались мальчишки.
— Вы бы его сюда привели, я бы его за уши.
— Мы ему и то грозили, а он все баловался. Я, говорит, его не боюсь.
— Стало быть, у него, как вы говорите, дисциплины не хватает. Я вот матери расскажу.
— Дедушка, мы стараемся, — хвастались перед ним ребята, — теперь в пятый класс ходим, у нас двоек нет.
— Вот и хорошо, мои деточки, старайтесь, умными растите, не срамите отцов, матерей.
— Дед, научи нас класть скирды, — просили ребята.
— Вот начнем новую копну, тогда покажу, — обещал старик.
Подъехал на тарантасе конюх Кирка Элексей.
— Тпру, — остановил он жеребца и попросил одного из мальцов придержать коня за повод.
— Раньше на нем Шихранов ездил. А сейчас — конюх. Мне бы прокатиться, — мальчик погладил жеребца по крутой шее, расчесал пятерней длинную волнистую гриву. Элексей полез на рыдван, взял в руки вилы, ловко и сильно стал подавать снопы. Потом объявил Кэргури:
— Сват, я за тобой, поехали быстрее на ток второй бригады, там народ собрался. Важный разговор будет.
— Я-то на что понадобился? — удивился старик. — Не стоило за мной приезжать на председательской. Сельчане скажут, ишь, на тарантасе катается, а ему на тот свет пора.
— Поехали, поехали, сам председатель за тобой послал, — настаивал конюх.